Должно быть, умирающий кит издал под водой крик агонии, потому что все стадо сразу охватила паника, оно рванулось вперед от настигавшей сзади опасности. И тут же киты оказались на мелководье, заревели, скрежеща брюхом по гальке, в отчаянных корчах судорожно взметнули из воды хвосты. Остальные лодки разом подошли к месту бойни, на их носах метальщики высматривали, куда всадить гарпун, люди громко подбадривали друг друга.
И вот Шеф увидел, что один человек уже выскочил из вельбота. Кажется, это был паренек, которого они подвезли, он сжимал в руке свой гринда-нож, а за ним устремилась дюжина других китобоев, без оглядки ринувшихся в мешанину бьющихся тел, хватаясь за плавники и стараясь оседлать свои жертвы. Ножи взметались и разили, снова и снова, люди старались попасть в уязвимое место между позвонками, где изогнутый нож, когда его вытягивают наверх, может рассечь спинной мозг и вызвать мгновенную смерть. Киты извивались и молотили хвостами, не способные ни сражаться, ни уплыть, стараясь лишь не дать своим мучителям убить себя.
– Это выглядит опасным, – пробормотал Шеф.
– На самом деле нет, – в голосе Кутреда прозвучало презрение. – То же самое, что убить овцу. Эти звери не защищаются, я думаю, у них и зубов-то нет. Ты можешь запросто втиснуться между ними, они стараются не задеть друг друга.
Группа китобоев ухватилась за тушу гринды, стараясь как можно дальше затолкать ее на берег, тянули за плавники и торчащие гарпуны и копья. Они бросили жалобно вздрагивающего кита и кинулись в воду за следующим. Вскоре вся поверхность залива покраснела от струй крови, вырывающихся из пробитых китобоями сердец. Шеф углядел в свалке, что детеныш гринды вырвался на свободу, бросив убитую мать. Едва ли шести футов длиной, он выбрался с мелководья и устремился в их сторону, к открытому морю. Перед ним возникла лодка, китобой склонился над спиной китеныша, несколько раз всадил нож. Фонтан крови брызнул прямо в лодку, окатил гребцов. Шеф услышал, как они ревут от восторга, увидел на берегу другую группу китобоев, которые уже начали добывать из туш ворвань, запихивая в рот полные пригоршни и разражаясь криками восторга.
– По-моему, мы достаточно насмотрелись, – сказал Кутред. – Меня никто не назовет жалостливым, но если я убиваю людей, так потому, что я их ненавижу. А против китов я ничего не имею. Я даже не люблю китовое мясо.
С молчаливого согласия Шефа он погреб подальше от кровавой бойни. Занятые делом норманны не обращали на них внимания. К тому времени, когда Бранд решил оглянуться, их уже не было.