— В отрезке времени между одиннадцатью сорока и одиннадцатью сорока пятью.
Гнев Галана мгновенно улетучился. Напряженность исчезла, и он, глядя через плечо Бенколена в зеркало над камином, пригладил ладонями волосы на висках. Затем, пожав плечами, Галан произнес:
— Мне непонятно, как вы столь точно установили время. Но ваша уверенность мне на руку. Думаю, что швейцар в «Мулен Руж» скажет вам, что я вышел оттуда вскоре после одиннадцати тридцати. В витрине магазина на противоположной стороне улицы есть освещенные часы. Допустим, поездка заняла десять минут — расстояние небольшое; оставим время на парковку; я появился в «Сером гусе» в одиннадцать сорок пять. Согласитесь, невероятно, чтобы я успел убить мадемуазель Мартель, отнести ее тело в музей и вернуться в ночной клуб вовремя, при этом без единой капли крови на одежде. Вы можете допросить моего шофера, но, боюсь, вы не сочтете его надежным свидетелем.
— Благодарю вас за интересный рассказ, — ласково сказал Бенколен, — но в нем не было необходимости. Вы ни в чем не обвинялись и, более того, с моей стороны были вне всяких подозрений.
— Таким образом, вы отметаете мою вину?
— Ну что вы. Конечно, нет.
Галан плотно сжал губы, отчего лицо его стало и вовсе отталкивающим. Набычившись, он спросил:
— Так за каким дьяволом вы явились сюда?
— Лишь для того, чтобы сказать: вы можете не опасаться грязной газетной возни вокруг вашего клуба. Обыкновенный дружеский жест.
— Теперь, пожалуйста, выслушайте меня. Я мирный обыватель. — Легким движением руки Галан обвел мрачную комнату. — Со мной мое хобби, мои книги, моя музыка, — его взгляд обратился к гигантской арфе в углу комнаты, — и моя маленькая ласковая зверушка Мариетта… Но, мой дорогой друг, если полицейские ищейки будут обнаружены в клубе, о котором вы упоминали… — Он позволил фразе растаять в воздухе и улыбнулся. — Итак, господа, спокойной ночи. Ваш визит — большая честь для моего дома.
Мы покинули его стоящим у камина; белая кошка рядом с ним. Когда закрывалась дверь, Галан задумчиво теребил свой нос. Слуга вывел нас в пахнущий влажной землей сад. Когда за нами захлопнулась калитка в стене, Шомон схватил детектива за руку.
— Вы приказали мне молчать, — сказал он мрачно, — и я повиновался. Однако теперь я требую ответа. Одетта! Означает ли услышанное мной, что она ходила туда? Не молчите, как манекен! Отвечайте! Ведь этот клуб, по существу, не что иное, как дорогой великосветский…
— Да.
Свет уличного фонаря, с трудом пробиваясь сквозь ветви дерева, превращал лицо Шомона в бледное колеблющееся пятно. Офицер надолго потерял дар речи.