— Вернемся ко вчерашнему дню, мсье. Высказали, что видели дочь за ужином. Ведали она себя как обычно или в ее поведении были какие-то странности?
Мсье Мартель погладил пальцами свой длинный ус, глаза его сузились.
— Я задумывался над этим, мсье. Мне показалось, что она… она была чем-то обеспокоена.
— Она не хотела есть! — взвизгнула его жена столь неожиданно, что Бенколен вздрогнул и уставился на нее. Полковник говорил негромко, и мы несказанно удивились, что она услышала.
— Мадам читает по губам, — объяснил нам хозяин. — Нет необходимости кричать… Это правда, Клодин едва притронулась к пище.
— Не могли бы вы уточнить, была ли она взволнована или напугана, а может, ее беспокоило что-то иное.
— Не знаю. И то и другое, наверное.
— Она себя плохо чувствовала! — вскричала мадам. С угловатого лица, которое когда-то, наверное, было красивым, на нас умоляюще смотрели выцветшие глаза. — Ей было плохо. Предыдущей ночью она плакала. Рыдала.
Каждый раз, когда из тени под цветными окнами с бегущими по ним струйками дождя до меня доносился этот визгливый голос, мне неудержимо хотелось покрепче ухватиться за стул. Ее муж всеми силами старался сохранить самообладание — губы сжаты, и жесткие глаза полуприкрыты тяжелыми, чуть подрагивающими веками.
— Я услышала ее! Поднялась и пошла в ее комнату, также как в те времена, когда она крошкой плакала в кроватке. — Мадам Мартель судорожно вздохнула и продолжала: — И она не прогнала меня, напротив, была очень ласковой. Я спросила: «Что случилось? Могу ли я тебе помочь?» Она ответила: «Ты не можешь помочь мне, мама. Никто не может мне помочь». Клодин оставалась в таком состоянии весь следующий день и вечер, до того как ушла…
Видимо, опасаясь продолжения вспышки и потока слез, полковник повернулся и вперил в жену тяжелый взгляд. Его единственный огромный кулак был крепко сжат, пустой левый рукав слегка дрожал. Бенколен обратился к хозяйке, стараясь четче артикулировать:
— Мадам, она не сказала, что ее беспокоит?
— Нет-нет. Она отказалась поделиться со мной.
— Есть ли у вас на этот счет какие-нибудь мысли?
— Что? — Взгляд пустых глаз. — Волновало? Какие могут быть волнения у маленькой бедной девочки? Никаких.
Ее речь перешла во всхлипывания. Гулкий и решительный голос ее мужа заполнил возникшую было паузу:
— Еще немного информации, мсье, которую я получил из разговора с женой и Андре, нашим дворецким. Около девяти тридцати Клодин получила какое-то известие по телефону, вскоре после чего, кажется, и ушла. Она не сообщила матери, куда идет, но обещала возвратиться к одиннадцати.