— Ты что, использовала меня, как… как… — Он запнулся, пытаясь подобрать самый оскорбительный инструмент.
— Не надо, ты сейчас окончательно все испортишь!
— Я думал, ты ко мне что-то испытываешь.
— Ты просто фантазер.
Диана пыталась окрасить сказанное слово утешительным тоном, но оно прозвучало издевательски. Раздолбая окатило ледяным потоком ненависти. Он смотрел, как она натягивает юбку, впитывая глазами последние кусочки доступной ему наготы, и думал, что ненавидит ее за то, что она так красива и не принадлежит ему.
— Я… Я тебя… — продавил он через сжатое судорогой горло. — Я очень тебя любил.
Слово «любил» прокололо в груди огромный, наполненный горячими слезами пузырь. Эти слезы хлынули наружу, сметая волевые плотинки, которыми Раздолбай пытался их удерживать, и, пряча позорный потоп от глаз Дианы, он бросился в ванную. Он едва успел включить шумно забарабанивший душ, когда последнюю плотинку прорвало и плач грянул навзрыд. Раздолбай ревел в голос, и ненависть заполняла его. Он ненавидел Диану за то, что она доставила ему такую боль и сделала это с такой легкостью… За то, что сильна в своей красоте… За то, что вольна быть с любым мужчиной, а он, наверное, никогда больше не прикоснется к такой прекрасной девушке… За то, что улетает в сказочный Лондон к новой интересной жизни, а он остается с выжженной пустыней на месте сердца… Он ненавидел ее за то, что она безжалостно разбила не только настоящее и будущее счастье, но даже прошлое счастье волшебной прогулки на Воробьевых горах, которое он считал надежно спрятанным в сокровищнице сердца, она разбила, обратив в черепки иллюзий. Он рыдал в голос с подвываниями, тонувшими в спасительном шуме воды, и вдруг его словно тронули за плечо. Сквозь плач и рвущуюся пополам душу пробился утешающий внутренний голос.
«Послушай, я ведь предупреждал, что она тебе не нужна. Ты очень просил и получил ее так, как было возможно.
— Ты?! — взревел Раздолбай. — Заткнись во мне, проклятое раздвоение сознания! Заткнись, чтобы я никогда больше не слышал тебя! Я жил без тебя нормально и никогда бы не влез в эту историю, если бы не твое дурацкое „дано будет“!
— Но ведь дано было.
— Лучше бы этого никогда не было! Лучше бы я забыл ее на следующий день после „прощалки“. Лучше бы моей первой девушкой стала нелюбимая Кися в своем идиотском халате… Не хочу больше этого психоза, не хочу больше сам с собой спорить, не хочу этого „голоса“! Не хочу, не хочу! Ты не Бог, потому что, если бы ты был Богом, ты не привел бы меня к такой боли. Замолчи во мне, исчезни, пропади пропадом!»