— Что ты хочешь? — настойчиво повторил Мартин. — Не молчи, говори!
— Хочу, чтобы мама не болела, — выдавил Раздолбай, краснея от того, как фальшиво звучит голос.
— Что ты хочешь? — снова спросил Мартин, не реагируя на фальшь.
— Чтобы не было войны.
— Что ты хочешь?
— Чтобы люди не болели.
— Что ты хочешь?
— Сейчас, подожди…
— Что ты хочешь?!
— Чтобы у всех наладилась жизнь…
— Что ты хочешь?
Мартин бил своим вопросом как молотком, не давая времени подумать. Красивые желания кончились, а признаваться в реальном вожделении Раздолбай все еще не решался.
— Что ты хочешь?
— Слушай, не так быстро!
— Что ты хочешь? Говори!
— Хорошую стереосистему, проигрыватель.
— Что ты хочешь?
— Иметь доступ к любым пластинкам.
— Что ты хочешь?
— Больше не знаю.
— Что ты хочешь?!
— Денег!
После того как истинное признание вырвалось, Раздолбаю стало легче, и он подумал, что самая трудная часть эксперимента позади. Он ожидал, что Мартин похвалит его за искренность, но тот продолжал бесстрастно допытываться:
— Что ты хочешь?
— Я сказал уже.
— Что ты хочешь?
— Денег.
— Что ты хочешь?
— Чтобы люди не болели.
— Что ты хочешь?
— Слушай, хватит!
— Что ты хочешь?!
Темп, с которым Мартин повторял свой вопрос, не давал опомниться, и Раздолбай чувствовал, что сейчас из него начнет вырываться самое сокровенное. Произнести вслух, что он хочет денег, было стыдно, но все-таки терпимо, а вот признаться в желании обладать конями-моделями было все равно что раздеться перед Мартином догола.
— Что ты хочешь?
— Стереосистему.
— Что ты хочешь?
— Минута не прошла еще?
— Что ты хочешь?
— Чтобы мама не болела.
— Что ты хочешь?
— Хорошую машину.
— Что ты хочешь?
— Чтобы был мир.
— Что ты хочешь?
— Мартин, я не могу…
— Что ты хочешь?
— Денег, я уже сказал.
— Что ты хочешь?
— Давай закончим!
— Что ты хочешь?!
— Хорошую машину.
— Что ты хочешь?
— Коней, телок!
— Что ты хочешь?
— Красивых телок, моделей.
Раздолбай чуть не плакал, чувствуя себя не просто раздетым, а выпотрошенным. Он признался вслух во всех желаниях до единого, но, к его ужасу, Мартин даже не думал останавливаться и, как обещал, тащил его своими вопросами на себе — вперед, вверх, по рыхлому глубокому снегу стыда и необходимости снова и снова повторять желания, от примитивности которых самому становилось тошно.
— Что ты хочешь?
— Моделей.
— Что ты хочешь?
— Денег.
— Что ты хочешь?
— Красивых коней.
— Что ты хочешь?
— Не могу больше!
— Что ты хочешь?!
— Красивых телок.
— Что ты хочешь?
— Коней.
— Что ты хочешь?
— Денег и красивых телок.
Минута казалась бесконечной. Найти в себе хотя бы одно новое желание и разнообразить ответы у Раздолбая не получалось, а прикрываться фиговым листочком красивых выдумок было уже бессмысленно. Ему стало наплевать на стыд, на собственную примитивность, на то, что подумает о нем Мартин. Как истощенный альпинист, способный думать только о шагах правой и левой ногой, он безвольно повторял слова, обозначавшие пару его самых истинных вожделений.