„С этого времени религиозные верования, заполняющие так или иначе ту область души, которая не может быть заполнена рациональным объяснением вещей, стали внушать мне все более и более глубокую симпатию. Я понял, что отталкивало меня от этих верований, на ряду с невозможностью принять предлагаемые решения, повелительное стремление обладать истинными решениями.“
Мы попытались установить смысл доктрины Герберта Спенсера. Какова же ее ценность?
Для многих современных философов, принадлежащих к школе решительного позитивизма, не подлежит сомнению, что философия Герберта Спенсера проникнута религиозной тенденцией; рассматривать Непознаваемое, как эквивалент Бога-творца и Промыслителя положительных религий, вполне соответствует, по их мнению, исторической истине. Но это как раз слабая, обветшавшая часть системы; задача критики состоит именно в том, чтобы выделить ее и устранить.
В самом деле, говорят эти философы, Непознаваемое Герберта Спенсера не есть научный принцип — это остаток, последний пережиток той воображаемой сущности, которая под именем Бога или первопричины во все времена составляла основу религий и метафизик. Ибо, каким бы тощим ни казалось это понятие, оно сохраняет в себе все то, что было существенного в метафизиках и религиях: принципиально недоступное выдвигается здесь как объект размышление и обладание человека. Все оговорки Герберта Спенсера в действительности лишены значения. Раз сохраняется основная ошибка, вся философия скомпрометирована. Раз оставлен неприкосновенным очаг заразы, болезнь ждет лишь удобного случая, чтобы снова охватить весь организм. Несомненно, таким образом, что Герберт Спенсер все еще остается теологом. В этом смысле он принадлежит прошлому. Его Непознаваемое есть нуль, оно должно отправиться туда же, где обретаются все другие фантомы, низвергнутые человеческим разумом. Нет другого непознаваемого, кроме непознанного, т. е. кроме того, чего мы не знаем сегодня, но что, быть может, узнаем завтра.
Это возражение, основывающееся как раз на доктрине эволюции, было конечно не чуждо мысли самого Герберта Спенсера. Он более, чем кто-либо другой, привык к тому, что истина вчерашнего дня становится заблуждением дня сегодняшнего. Но он полагал, что изменения, возможные в области человеческих верований, имеют известные границы. По его учению, невозможность представить себе противоположное известным положениям заставляет разум во что бы то ни стало принять эти положения.
„Признак, по которому мы узнаем, что данное положение обладает высшей степенью достоверности, состоит в том, что отрицание этого положение не представимо. “ Но как раз непознаваемое представляет по Спенсеру один из тех случаев, когда мы оказываемся перед лицом такой „непредставимости. “ Следовательно непознаваемое для него дано: дано в самом устройстве нашего познавательного аппарата.