[Про]зрение (Сарамаго) - страница 53

Если бы этого острого разговора не случилось, если бы президентский манифест и прочие летучие листки окончили свою недолгую жизнь в мусорном баке, история, которую мы рассказываем здесь, была бы совсем иной. В чем и как именно – сказать затрудняемся, но что другой – совершенно точно. И, разумеется, внимательный ко всем изгибам и излучинам нашего повествования читатель из когорты тех аналитиков, которые всему на свете надеются найти исчерпывающее объяснение, не преминет спросить, был ли диалог президента и премьер-министра вставлен сюда в последнюю минуту для исполнения давно уж обещанной смены курса или же случился он потому лишь, что судьба его такая, и возымеет последствия, которые в самом скором будущем не замедлят обнаружиться, а рассказчику просто не оставалось ничего иного, как отложить в сторонку загодя припасенную историю да проследовать этим вот новым, внезапно проложенным на его морской карте маршрутом. Полностью удовлетворить такого читателя тем или этим ответом невозможно. Разве только если рассказчик с обескураживающе-дерзкой откровенностью признает, что уверен как ни в чем и никогда, что правильно ведет эту неслыханную историю о городе, который решил воздержаться от голосования и для которого последовавший за тем яростный, но так благополучно завершившийся обмен репликами меж президентом и премьером пришелся как нельзя более кстати. А иначе трудно будет понять, зачем бросил он трудолюбиво ссученную нить повествования и пустился в отвлечения не о том, чего не было, но что могло бы быть, а наоборот – о том, что было, но чего запросто могло бы не быть. И – довольно ходить вокруг да около, ибо мы имеем в виду письмо, полученное президентом республики спустя три дня после того, как вертолеты пролились над городскими улицами, проспектами, площадями дождем разноцветных бумажек, в которых сочинители из министерства внутренних дел разъясняли более чем вероятную связь между трагической эпидемией слепоты, постигшей город четыре года назад, и нынешним электоральным безумием. Случилось так, что письмо это попало в руки некоего дотошнейшего секретаря, принадлежащего к породе тех, кто прочитывает мелкие буковки, прежде чем взяться за большие, к разряду людей, способных в завалах и залежах кое-как пригнанных друг к другу слов отыскать крохотное зернышко, которое стоит немедля начать поливать и взращивать, сознавая, что в нем-то и заключена истина. В письме же сказано было следующее: Ваше превосходительство, господин президент республики. Прочитав со всем подобающим и более чем заслуженным вниманием манифест, который вы направили гражданам страны и в первую очередь – обитателям ее столицы, в полной мере сознавая свой патриотический долг и отчетливо представляя, что кризис, в который неуклонно погружается страна, требует от всех нас ревностной, постоянной, неусыпной бдительности в отношении всех необычных явлений, что происходят или могут произойти у нас на глазах, я беру на себя смелость повергнуть на благосклонное рассмотрение вашего превосходительства некоторое количество неизвестных фактов, могущих способствовать лучшему пониманию того, какое бедствие обрушилось на нас. Я говорю это потому, что, будучи человеком обычным, верю, как и вы, господин президент, в существование некой связи между недавней гражданской слепотой, выразившейся в стремлении оставить бюллетень чистым, и той слепотой, что на несколько неизгладимых из памяти недель отделила нас от всего остального мира. Я хочу сказать, господин президент, что нынешняя слепота может быть объяснена слепотою тою, первою, а обе они – существованием, не уверен, но не исключаю, что и деятельностью, одного и того же человека. Но прежде чем продолжить, я, движимый исключительно гражданским самосознанием, в коем никому не позволю усомниться, считаю своим долгом заявить, что я – не доносчик и не ябедник, не стукач, но всего лишь служу своей отчизне, попавшей в трудные обстоятельства и не видящей впереди путеводной звезды, на свет которой сумеет она выйти к спасению. Не знаю и не могу знать, достаточно ли этого письма, чтобы возжечь этот свет, но, повторяю, долг есть долг и в этот миг чувствую себя солдатом, что делает шаг вперед из строя и добровольно вызывается выполнить некое задание, задание же это, господин президент, заключается в том, чтобы обнаружить – это слово я, говоря с кем бы то ни было на данную тему, употребляю впервые, – что четыре года назад я вместе с моей женой случайно оказался членом группы из шести человек, которые, как и очень многие другие, отчаянно старались выжить. Может показаться, что я не сообщаю вашему превосходительству ничего нового, ничего такого, что вы не познали бы сами, на собственном опыте, однако никто на свете не знает, что один член этой группы не потерял зрение, и человек этот был женой доктора-офтальмолога, ослепшего, как и все мы. В те дни мы торжественно поклялись друг другу, что никогда не будем говорить об этом, она заявляла, что не хочет, чтобы на нее смотрели как на диковину, как на феномен, чтобы подвергали ее исследованиям, и теперь, когда зрение вернулось ко всем, это чудо правильней было бы предать забвению, сделав вид, что ничего вообще не было. Я был верен этой клятве до сегодняшнего дня, но больше молчать не могу. Господин президент, поверьте, я счел бы оскорбительным, если бы мое письмо было расценено как донос, хотя по сути оно доносом и является, поскольку – и этого вы тоже пока не знаете – произошедшее на днях убийство было совершено тем самым человеком, о котором я говорю, но это – дело правосудия, я же всего лишь исполняю свой патриотический долг, прося обратить самое пристальное внимание на обстоятельство, которое до сих пор держалось в тайне и которое может, вероятно, объяснить причины безжалостной атаки на нашу политическую систему, ибо – смиренно позволю себе привести здесь ваши слова, господин президент, – эта новая слепота поразила самые основы демократического устройства, повредила им так, как никогда не могла повредить ни одна тоталитарная система. Излишне говорить, ваше превосходительство, что я полностью отдаюсь в ваше распоряжение – ваше или того ведомства, которому вам благоугодно будет отдать приказ начать расследование с тем, чтобы расширить, развить и углубить сведения, содержащиеся в настоящем письме. Клянусь вам, что не испытываю никакой неприязни к человеку, упомянутому в нем, но интересы отчизны, получившей в вашем, ваше превосходительство, лице наидостойнейшего представителя, суть единственный закон, коим я руководствуюсь и коему подчиняюсь с бестрепетным спокойствием того, кто знает, что исполнил свой долг. Примите, ваше превосходительство, и проч. Следовала подпись, а внизу слева – полные имя и фамилия отправителя, телефон, адреса почтовый и электронный, номер и серия паспорта.