— Но, Стив, — спросила я, наконец, обретя дар речи, — как ты мог хоть па минуту поверить в какое-то будущее для себя в банке «Ван Зэйл» после того, как понял, что за тип этот Корнелиус?
— Ах, Дайана, он же был просто мальчишкой!
— Тем более тебе следовало быть начеку. Если он был таким в двадцать лет, каким он, черт побери, станет в сорок? И чего еще от нее можно ожидать теперь, когда ему двадцать пять? Насколько, по-твоему, серьезны его теперешние угрозы? Неужели он осмелится воспроизвести ту запись партнерам Моргана?
— Нет. Этого он не сделает. Но вполне реально, что он может использовать свою собственную версию прошлого, чтобы дискредитировать меня без ущерба для себя. Мой образ действий никогда не был популярен в большинстве респектабельных закоулков Уолл-стрит, и Корнелиусу это известно. Он знает также и то, что, если начнет тихую кампанию мелких намеков среди своих людей на Уолл-стрит, не пройдет и полугода, как мое имя будет вываляно в грязи в глазах банков первого разряда. И я окажусь в роли Джея Да Косты. Судьба инвестиционного банкира зависит от его репутации, и когда она оказывается подмоченной, ему не остается ничего другого, как пустить себе пулю в лоб. Проклятие! Дайана, что мне делать?
Я отпила шампанского и закурила сигарету. Потом скрестила ноги, пустила дым к потолку и заставила себя принять самый спокойный вид.
— Почему Корнелиус должен быть единственным, идущим по стопам Пола? — спросила я. — Ты также можешь действовать, как Пол. Как он поступил, когда его вышвырнули из банка «Райшмана»?
— Он основал собственный банк, Боже! — Стива ошарашила такая возможность, но я увидела, как он тут же сник. — Но я не смогу этого сделать, — сказал он. — У меня нет капитала.
— Ты остался бы в Англии, если бы мог получить капитал здесь?
— Можешь держать пари с кем угодно — остался бы. И тогда Корнелиус мог бы до посинения нашептывать свое на Уолл-стрит, однако ему пришлось бы орать во весь голос через Атлантику, чтобы достать меня. А кричать в мегафон на весь мир о событиях 17 июля он не станет. Здесь я был бы в безопасности.
— Тогда можешь считать, что с твоими опасениями покончено, дорогой. Я продам свое дело. Лорд Мэлчин предлагал мне за него два миллиона фунтов в 1930 году, а теперь оно стоит намного больше.
— Иисусе Всемогущий! — вскричал Стив так громко, что его могли бы услышать и на Уолл-стрит. И когда все присутствовавшие в ресторане в ужасе подпрыгнули на месте, он крикнул бармену: — Еще бутылку шампанского!
Мне пришлось рассмеяться, так как все смотрели на Стива, словно на сбежавшего из зоопарка его обитателя. Я успела шепнуть ему, что нам следовало оставаться трезвыми, чтобы все обдумать до конца.