Век перевода. Выпуск 1 (Байрон, Бахман) - страница 109

На первую страницу
хоть ты, с места не сходя, умри.
Вдруг сидит мертвец за стойкой бара,
адвокат с красавицей вдовой,
год назад скончавшись от удара,
снова пьет, здоровый и живой.
Вот ведь и цветы уже стояли,
кем-то принесенные с полей,
сорок лет назад, пока увяли,
знает бог, в какой из летних дней.
Всё живет, в чем старая основа
проявляет новые черты,
всё проходит, чтоб начаться снова…
Ну, а ты —?

ГЕРМАН ГЕССЕ (1877–1962)

ЗАПАХ ОСЕНИ

Снова нас покинул праздник лета,
Где-то в поздних грозах уничтожен,
От дождей и от скупого света
Запах леса горек и тревожен.
Безвременник канет безвозвратно,
Снят боровика тугой огузок,
Дол, еще вчера невероятно
Светлый и широкий, станет узок.
Станет узок этот мир, прогнозы
Горечь и тревогу отмечают,
Мы уже готовы встретить грозы,
Те, что жизни летний сон кончают!

МОЛИТВА

Позволь мне разувериться, в себе,
Но не в тебе!
Позволь от многих бед с дороги сбиться
Позволь огнем страдания напиться
Позволь мне, Господи, позор,
Ни в гору подняться,
Ни в горе держаться!
Но только выгорит зазор,
Яви себя,
Дай знать, что это ты,
Тот, кто возжег костер до высоты,
Я в это мгновенье,
Найду облегченье,
И смерть, как выход из тебя.

МАКС-ГЕРМАН НАЙССЕ (1886–1941)

ИСТУКАНЫ

Ледяные фигуры в бородах патриархов
на ветру прорастают иголками тьмы,
очутившись среди расцветающих парков,
как отставшая свита зимы.
Так беспомощны эти покатые плечи,
так готовы обрушиться в зелень травы,
молодые побеги паденьем калеча
от беспочвенной злобы… увы.
Обивая с каштанов нежнейшие свечки,
над невинностью почек глумясь,
они чувствуют власть —
эти сверхчеловечки,
когда топчут цветение в грязь.
Но посреди разгула и разбоя
в них вдруг растает стержень бытия,
и к нам придет дыхание покоя
после минуты черной забытья.

ГЕРТРУДА КОЛЬМАР (1898–1943)

ТРАГЕДИЯ

Ступает тигр своей дневной тропою.
В скольких верстах?
Тропа, петляя, выйдет к водопою
В чужих местах.
Железо прутьев: мир, что был снаружи,
Перенесен,
Среди нужды и зимней стужи
Он — только сон.
Скользнет домой: давно родного края
Забыта речь.
Теснит и мучит клетка, продолжая
Его стеречь.
Слепая боль всегда одна и та же
В нем говорит,
Он золотой свечой в полосках сажи
Дотла однажды догорит.

УСТАЛОСТЬ

Усталость так на мне лежит теперь
Как золотой и мягкий крупный зверь.
Под нами разрастается клубок.
Зверь смотрит тихо. Взгляд его глубок.
Мне тяжесть так сжимает больно грудь,
Что невозможно воздуха глотнуть.
И воткнут коготь, как веретено.
Сочится мак. Всё мраком сплетено.
Не видно ничего — вращение и бег
Кругов павлиньих на изнанке век.
Лицо теряется. В нем каменеет яд.
Внутрь осторожно мой повернут взгляд.
Он разрастается, становится плотней,
Следующая страница