Наконец, из-за того, что это очень эффективное средство пропаганды, Сулла пустил в обращение монету, которую приказал отчеканить на Востоке на следующий день после Орхомена: она напоминала о великих победах, одержанных армией под его командованием (это смысл выражения IMPERATOR ITE[RUM]) и покровительством Венеры (чья голова украшает правую сторону); что касается религиозных символов, фигурирующих на оборотной стороне, они являлись прямым намеком на просьбы, которые выказал Сулла (восстановление в правах и в сане авгура), но в чем ему было грубо отказано. Результат этой политики стал ощутим моментально: италийские народы получили надежду; как пишет Велейя Патеркул, «вполне возможно, что Сулла пришел в Италию не для того, чтобы начать войну, а установить мир, таким мирным было продвижение его армии через Калабрию и Апулею, такое замечательное почтение он выказывал по отношению к урожаям, полям, людям, пока он вел ее до Кампании». Марш был отмечен очень важным событием: в Сильвии в Апулее, к Сулле пришел раб самнита Понтия Телезина (потомка известного Телезина, который дал пройти римским легионам по командованием Фурха Кавдина в 321 году), одного из основных руководителей Союзнической войны, присоединившегося к режиму Мария и Цинны; раб представился поклоняющимся богине Бел лоне, от имени которой обещал Сулле успех и победу в войне, но добавил, что нужно действовать быстро, если тот хочет достичь Рима прежде чем загорится Капитолий. И когда несколькими неделями позже, 6 июля, Капитолий был полностью разрушен огнем, предсказания раба вспомнились и получили впечатляющее подтверждение.
Но в данный момент проход в Рим был закрыт двумя консульскими армиями: первая, под командованием Гая Норбана, находилась на реке Вултурн, на северо-западе от Капуи; Луций Сципион и вторая армия контролировали перекресток Латинской и Аппиевой дорог. Сначала Сулла находился напротив Норбана, разделив верховное командование с Метеллом, потому что оба были проконсулами (и оба смещенными). И снова он попытался вести переговоры, но его посланцы были избиты Норбаном, и как только в лагере Суллы узнали об участи несчастных посланников, быстро взялись за оружие. Если соотношение сил было, совершенно очевидно, в пользу консула, то его войска, спешно набранные среди городского плебса, имели далеко не те же боеготовность и опыт, какими обладали ветераны Суллы, и сам Норбан не имел военной практики, которая могла бы сравниться с практикой его противника: он потерял на склонах горы Тифаты 13 000 человек (7 000 убитыми, 6 000 взятыми в плен) и был вынужден спасаться, укрывшись в Капуе. Со стороны Суллы отмечена чрезвычайно небольшая цифра потерь — 70, но было много раненых.