— Да. Возможно, подбросят авиации. Снаряды будут. Наш план утвержден, но приказано не зарываться: побаиваются эсэсовской дивизии. Это, как не крути, сила. Я ее тоже побаиваюсь.
— Как дела на юге? — спросил начальник штаба.
— Пока… продираются. Противник вводит резервы.
— Хорошо бы… — Начальник штаба не договорил, но командарм понял его: слишком много раз они проигрывали на карте различные варианты будущего наступления.
— Уж куда лучше! Но как сделать, как заставить Гитлера перебросить эсэсовцев на юг?
— Доказать, что они здесь не требуются, — усмехнулся Добровольский.
— Понимаешь, в чем трудность? В мере. Возьмешь сверх меры — докажешь, что мы тут слабенькие, а он как раз и бросит ее в бой против нас, чтобы оттянуть наши резервы с юга. Докажешь, что сильные, — оставит дивизию.
— Что же предпримем?
— Соберем Военный совет и посоветуемся, как ввести противника в заблуждение… в меру. В самую меру! Так, чтобы он поверил: мы, конечно, достаточно сильны, чтобы отразить любой удар, но пока еще слабенькие, чтобы наступать. Делать все нужно быстро. Судя по некоторым данным и ориентировкам, дня через три на юге наступит перелом. Я знаю те места и думаю, что вскоре у противника не останется рубежей, на которых он мог бы организовать серьезную оборону. Значит, может начаться общий отход. В этих условиях ему потребуются резервы. Недаром и нам дана всего неделя на подготовку. Вверху, по-видимому, тоже на это рассчитывают. Значит, можно надеяться, что через три — пять дней эсэсовцы либо уйдут на погрузку, либо начнут выдвижение к линии фронта — к этому времени скрыть подготовку к наступлению по всему нашему фронту мы, естественно, не сможем. Вот почему одной из основных задач разведки становится слежение за главным резервом на этом участке — танкистами-эсэсовцами.
Разведчики Матюхина прибыли к дому командарма через полчаса. Когда их проводили через сенцы, все четверо ссутулились: хотелось стать тоньше и ниже, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не задеть.
В светлой комнате за длинным столом сидели два пожилых, в понимании разведчиков, военных (поначалу от волнения ребята не разобрались, кто они по званию), а какой-то невысокий поджарый генерал стоял у окна. Напряжение нарастало, становилось невыносимым. Но военный в расстегнутом кителе неторопливо застегнул пуговицы и, вздернув строптиво и властно подбородок, поднялся во весь свой немалый рост, улыбнулся.
Улыбка показалась хорошей — доброжелательной, сдержанной. Командарм вышел из-за стола, пожал руку каждому. Это расслабило, сняло нервное напряжение.