Мне следовало бы рассказать здесь об одном любопытном предприятии нашей "Книжной Лавки Писателей": о нашем "автографическом издательстве". Когда стало невозможно издавать свои произведения, мы надумали, с полной последовательностью, издавать коротенькие вещи в одном экземпляре, писанном от руки. Сделали опыт — и любители автографов заинтересовались. Ряд писателей подхватили эту мысль, и в нашей витрине появились книжки-автографы поэтов, беллетристов, историков искусства, представлявшие самодельную маленькую тетрадочку, обычно с собственноручным рисунком на обложке. Книжки хорошо раскупались и расценивались довольно прилично, а у нас рождалась иллюзия, что продукты нашего писательского творчества все же публикуются и идут к читателю. Лавка приобретала для своей коллекции по одному автографу каждого писателя, дававшего нам свои произведения на комиссию: эта коллекция была нами позже подарена Всероссийскому Союзу Писателей, где, думается, и посейчас находится. Остальные уники революционной поры разбрелись по рукам частных любителей, и только Исторический музей в Москве догадался приобрести несколько любопытных образцов. К сожалению, списки "автографических изданий" Лавки Писателей, их полный каталог с подробным измерением, счетом страниц и описанием рисунков остался у меня в Москве. Я буду очень счастлив, если когда-нибудь удастся издать этот единственный в своем роде указатель {Список этот был опубликован в III вып. "Временника Общества друзей русской книги" (Париж, 1932, с. 49–60). Он состоит из 190 номеров. Дополненный указаниями на местонахождение сохранившихся в СССР экземпляров этих библиофильских уников и 50-ю новыми номерами, не учтенными Осоргиным, список воспроизводится в приложении к статье Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина об автографических изданиях 1920-х гг., помещенной в альманахе "Ново-Басманная, 19" (М., Художлит., 1989.). - (Прим. публ.).}.
* * *
Рассказ мой слишком затянулся, хотя и без того мне приходится пропускать кое-какие характерные подробности быта нашей Лавки. Скажу кратко о ее дальнейшей судьбе. Пережив безболезненно муниципализацию, она ухитрилась остаться невредимой и при национализации книжной торговли в России. Правда, была сделана однажды попытка нас опечатать и закрыть: но реноме Лавки, ее осознанная всеми полезность, артельный характер, защита Союза Писателей (руководимого членами нашей артели), а также наш личный писательский авторитет (в то время с писателями власти пытались заигрывать) и наши связи сделали то, что Лавка была закрыта лишь три дня. В споре с враждебным нам учреждением победили мы, и функции Лавки продолжались на тех же основаниях, только для формы мы вели какие-то ведомости и представляли какие-то отчеты. В 1921 году нам пришлось переменить помещение: из старого дома в Леонтьевском переулке № 16 нас выселили; и Лавка и отель понадобились коммунистам. С большим трудом, через жилищный отдел, достали мы на Большой Никитской улице (д. № 22) замерзший и заколоченный досками бывший магазин белья, с поломанными полками и затопленным водой подвалом. Расходы по переселению обошлись нам так дорого, что пришлось затратить накопленный за три года "золотой запас", что-то около ста или полутораста рублей золотом. Однако новая большая Лавка была отремонтирована, и прохожие на Б. Никитской с удивлением смотрели на первое зеркальное окно, прочищенное тальком и снабженное витриной; все остальные магазины улицы, кроме нескольких грязных съестных лавочек, были еще забиты и в полном запустении, так как частной продажи не было. Нам пришлось быть пионерами, и не без торжества мы водрузили нашу вывеску. В большом магазине прежней интимности обстановки уже не было, а на бойкой улице случайный покупатель стал численно преобладать над постоянным клиентом. Скоро на той же улице открылись еще частные книжные магазины, так как, хоть и на стесненных вначале условиях, книжная торговля стала первой выбиваться на частную дорогу.