— Ох, дитя мое, если бы отец твой прислушивался к моим словам!.. Приходит — и всякий раз приносит какую-нибудь новость: элликбаши так сказал, элликбаши вот этак сказал… Ух, смерть моя! — Гульсум-биби умолкла, взглянула на дочь, вздохнула тяжело: — Посмотри на себя в зеркало. За три дня стала такой, будто три года болела. Не убивайся так, доченька. Такая участь не только на твою голову. Одни выходят за молодых, а другие за… иных-прочих. Бог, видно, звезду твою к этому направил. Что поделаешь?..
— Сгинуть той звезде моей, айи! Не загоревшись, потухла она. На голову мою бедой упала… Айи, вы меня еще хоть дней пять-шесть не отрывайте от себя. Это моя последняя просьба…
Мать и дочь долго плакали. Огонь в очаге медленно покрывался пеплом.
I
Время близилось к часу последней вечерней молитвы. Каратай съел поданную женой жидкую машевую кашу и молча сидел у сандала, уставившись на тусклый огонек чирака. Его босые, полуголые ребятишки, поднимая пыль, кувыркаясь на старой кошме, ездили верхом друг на дружке, смеялись, шумели. Но он ничего не слышал и не замечал.
Последние дни горячий нравом кузнец почти забросил работу. Он что ни час придумывал все новые и новые планы, стараясь помочь как-нибудь своему другу Юлчи.
Обо всем, что происходило в доме Мирзы-Каримбая, кузнец узнавал через жену Шакир-ата — Кумры-ай. Живая, говорливая старуха под разными предлогами ежедневно бывала в байском доме, осторожно выпытывала у женщин новости и передавала мужу, а тот — Каратаю… И все же они до сих пор не могли выяснить, когда будет свадьба. Так как в подобных случаях обычно все делалось скрытно, что называется «в рукаве», то беспокойство Каратая росло с каждым Днем. Он надумал было, если свадьбу назначат на этой неделе, подослать к Гульнар свою жену и, договорившись таким путем, увезти ее в кишлак к Юлчи или в другое место. Но потом у него возникли сомнения — поверит ли девушка словам какого-то незнакомого ей человека? — и он отказался от этого плана, а решил наутро отправиться в кишлак и привезти поскорей Юлчи, чтобы действовать сообща.
В двери показалась жена кузнеца, хлопотавшая по дому.
— Выйди, кто-то стучит в калитку.
Каратай вышел. У калитки стоял Юлчи. Оставив его во дворе, кузнец поспешил в комнату, велел жене посидеть пока на терраске, успокоил детей и позвал гостя.
Юлчи присел к сандалу между ребятами, уставившимися на него любопытными глазенками. Пятилетний Тургумбай, всматриваясь в широкие плечи джигита, наконец не вытерпел:
— Кто сильнее будет, вы или отец? — спросил он и, застеснявшись, спрятал голову под одеяло, прикрывающее сандал.