— Понятно, — русский угрюмо сплюнул. — То-то вы его Проклятым прозвали.
— Та, та — Проклятый! Этого орушия нам пудет мало, Ампросий… Скажи Кнуту — нато есчо!
— Скажу.
Ого! Миша резко насторожился. Опять Кнут! Или просто послышалось?
— Но вы, парни, не привередничайте. Это добрые новгородские брони! И закаленные рогатины, и мечи!
— Та, та — мечи! И кольчуги! Рокатины же мы сделаем сами. У нас есть хорошие куснецы.
— Будут у вас, Эйно, и мечи, и брони — не хуже, чем у лыцарей. Раз уж боярыня обещала — сделает!
Боярыня! Не об Ирине ли Мирошкиничне шла речь? Судя по всему, больше не о ком!
— Боярыня и Кнут свое выполнят… Только и вы должны исполнить свое!
— Та! Мы исполним! Все наши люти пойтут завтра на бург!
На бург? Ого! Ратников покачал головой. Неужели снова собрались штурмовать замок? В прошлый раз выгорело, но сейчас… Тевтонцы далеко не дураки и наверняка сделали соответствующие выводы из совсем недавней, бесславной для них, кампании: надстроили стены, укрепили ворота, наполнили водою ров. Да и усилили гарнизон конечно же, как же без этого? Именно так поступил бы в данной ситуации и сам Михаил, а ведь он когда-то сам исполнял обязанности коменданта тевтонского замка! Было, было дело… Всего-то два года назад… даже меньше…
— Ампросий… мы отни… мошем не справиться…
— Не беспокойся, Эйно, — вам помогут наши. Ух уж этот бург… прямо — кость в горле!
Ха! А ведь для Кнута, для боярыни Ирины Мирошкиничны — именно так!
Парни ушли, их приглушенные голоса стихли над озером… Снова послышался плеск весел. Ладья ушла. Можно теперь и самому покинуть убежище, но Михаил не спешил. Эти люди — восставшая чудь и их новгородские друганы — были вовсе не те, кого молодой человек ожидал. Если можно так выразиться — вовсе не для них была повешена Анне-Лиизе, вовсе не для них!
Ратников потер кулаками глаза. А почему он, собственно, решил, что тевтонцы явятся сюда ночью? Что, им мало дня?
Да, но день-то Анне-Лиизе провисела. Кто-то мог видеть. Или немецкие соглядатаи в деревне, а что они там имелись, можно было не сомневаться — донесли уже, что старостиха исчезла. Или даже конкретно — казнена на Проклятом острове. А ведь комендант Якоб Штраузе, похоже, эту женщину искренне любил. Или был сильно привязан — наверное, так лучше сказать. Да-а-а… а ведь не позавидуешь мужику… если в самом деле — любил.
Если в самом деле любил — явится!
И вот только Михаил так подумал, как услыхал в отдалении, на немецком берегу — собачий лай. Лай… Что-то в нем было не так! Да, конечно, звуки над водой распространяются очень даже неплохо — вот, хоть тот же плеск весел… но все ж таки не настолько хорошо, чтобы доноситься за восемь верст, а именно столько и было до того берега.