— А шахтеры как же?
— Вы знаете, Денис, я плачу налоги. Я плачу тридцать пять процентов от прибыли. Четыре процента выручки. Двадцать процентов НДС. У меня нет лишних денег, которые я мог бы взять и отдать шахтерам. А у правительства нет других денег, кроме тех, которые оно взяло у меня и всех остальных.
Пухлые щеки Извольского порозовели. Крупные пальцы сжались в кулак. Директор по прозвищу Сляб явно сел на своего любимого конька. Голос его креп и ширился, и даже испуганные телефоны в кабинете замолчали, слушая любимого начальника.
— Если я правильно помню, — насмешливо продолжал Извольский, — то предприятие — это такая штука, которая зарабатывает деньги. А здешние шахты — неприбыльны. Толстый пласт — три метра — прибылен, добыча открытым способом — прибыльна, коксующийся уголь — прибылен. А в Чернореченске уголь энергетический, пласт восемьдесят сантиметров, а добыча в шахте, в которую только спускаться надо три часа. Понимаете — кончилось время угля. Наступило время газа. Потому что газ — это такая штука, что взял, проткнул дырку в земле, вставил трубу — по трубе свистит. А уголь зубами грызть надо.
— Так что же — пусть люди подыхают?
— А вы знаете, лет этак пять тысяч назад люди делали орудия из кремня. А не из металла. Вы вот представьте себе какое-нибудь доисторическое племя, и вылезает один бородатый в шкурах против другого бородатого в шкурах, и говорит: «Вот Вася делает теперь орудия из бронзы, а я — из камня. И у меня работы по этому поводу нет. Пусть Вася возьмет половину своего заработка и отдает мне, в качестве компенсации». Если бы наши предки так рассуждали, где бы мы были сейчас? А все в том же каменном веке. Так почему мы ведем себя глупее дикарей? Почему мы спонсируем каменные орудия за счет железных? Сейчас, здесь, в области — дешевле обогревать дома газом, а не углем! А мы этот уголь еще куда-то везти хотим!
Что такое субсидии угольщикам? Это деньги, которые украли у тех, кто работает хорошо, и отдали тем, кто работает плохо. Сидит каждый угольный директор и думает: чем хуже я буду работать, тем больше мне дадут денег.
Кому это выгодно? Тому, кто распределяет деньги. И по какой-то причине половина этих денег по дороге пропадает. В результате я загибаюсь от налогов, шахтеры загибаются от бедности, а чиновники жиреют. Только попросишь сократить субсидии, сразу вой: вы бедных шахтеров ограбили! Вы их работы собираетесь лишить!
А у меня второй год лежит проект нового прокатного стана. И если бы десятую часть того, что я в налогах заплатил, мне бы оставили — я бы этот стан выстроил. И работало бы на нем три тысячи человек. Пожалуйста, все шахтеры, которым восемь месяцев не платят — приходите ко мне и работайте на новом стане. И получайте тысячу баксов в зубы. Нет, так не пойдет. Мы у тебя деньги на прокатный стан заберем, девять десятых сами сожрем, а десятую часть отдадим шахтерам. А потом шахтеры от голода устроят забастовку, твой завод не получит кокса, батареи накроются, и завод можно будет закрыть. Ни стана, ни завода, ни шахтеров. Вот логика! Вот полет мысли! Вот экономическая прозорливость!