– Ованесов слушает, – ответили Мите.
– Здравствуйте, Роберт Саркисович, – Митя попытался сделать голосу инъекцию энтузиазма, но безуспешно, – это Митя… э-э-э… да.
– Вы, Митя, не переживайте, – сказал Роберт Саркисович спокойно (как же Митя был благодарен за то, что тот не стал его называть Дмитрием Алексеевичем!), – работа идет, статьи пишутся… Вот только заминочка выходит небольшая с венерианским грунтом, боюсь, можем не успеть… – На заднем плане Мите послышался неопределенный звук, как будто принялся закипать большой возмущенный чайник. Ованесов продолжал с душераздирающей неспешностью: – Правда, вот Се-ме-о-н меня уверяет, что все успеваем, все сделаем… – Имя «Семен» он произносил так, как будто слог «Се» лежал у него под ногами, а за «меном» приходилось лезть на ветку.
– А в портфеле есть что-нибудь? – спросил Митя автоматически. Роберт Саркисович покряхтел.
– Да вроде бы есть, – пробормотал он спустя полминуты. – Про подиум военной исламской моды в Милане. Странная какая-то статья, правда…
– Ну как бы то ни было, – поспешно и не без раздражения согласился Митя, – если что, поставим этого гибрида, а Семену скажите, я передал, пускай не расслабляется.
– Та-ак точно, – как-то необязательно ответил Роберт Ованесов, – все сделаем, Митя, не беспокойтесь…
– А я и не беспокоюсь, – вдруг зло и как-то нехарактерно отрывисто сказал Митя. Он хотел добавить еще что-то, но фраза закончилась сама по себе, и в воздухе повис тревожный подтекст – «не сделаете, пеняйте на себя». Ответсек крякнул. Митя помолчал и, распрощавшись, погасил линию. Что-то во всем этом разговоре ему не понравилось – то ли как сам он говорил с Робертом, которого до этого побаивался точно так же, как и все остальные, то ли интонации Роберта… Не додумав, Митя мысленно махнул рукой и решил не заниматься самокопанием, а разобраться во всем на месте. Завтра.
И вот, зажав папку под мышкой, Митя лавировал меж бесстрастными человеко-потоками в метро по пути в «Гнозис» и размышлял, какая же податливая вещь человеческая психика. «Вот вчера, – думал он, – я с ними работал, но не знал, и они меня не знали, и мы были друг другу безразличны, как кирпичи в стене… хотя также поддерживали видимость добродружеских отношений. А стоило подняться, хоть и волей случая, над ними, и сразу же проснулся в них и зашевелился целый омерзительный клубок чувств: звонит, чего-то требует… без году неделя, а туда же… Но и я к ним уже отношусь иначе, для меня теперь Дело, получается, важнее людей, а все потому, что люди эти ничего собой не представляют вне этого Дела – их поместили, как кариатид, поддерживать своды журнального благополучия, а на самом деле убери их – ничего не изменится. А и вообще – представляют ли люди собой что-нибудь вне Дела?». Внезапно Мите показалось, что он роется совсем рядом с каким-то высоковольтным кабелем вселенских истин, и его охватила легкая тревога – а ну как он сейчас ткнет лопатой куда не надо и приобщится к какому-нибудь пониманию, которое пробьет его насквозь и выйдет через макушку? Так размышлял он, пока не пришел к зданию «Гнозиса».