Они приземлились и, пересев на такси, доехали до «Ритц-Карлтона». Митя про себя отметил богатство убранства, больше ассоциирующееся с историями про хитрых раджей, чем с современным европейским городом, – впрочем, возможно, в нем заговорило классовое чувство. Он аккомпанировал Фардаррига до стойки портье, и, дождавшись получения шотландцем ключа от номера, спросил:
– Что же, я предполагаю, вы захотите, придя в себя, отправиться в «Гнозис» и встретиться… э-э… с начальством? Я могу вас подождать в лобби.
– Нет, – ответил Фардарриг. – Спущусь через пятнадцать минут, и поедем в клуб.
– В клуб?! – удивился Митя. – То есть я хотел сказать – хм, в клуб… Какой-то определенный или вам составить, так сказать, chill-out-программу?
Фардарриг усмехнулся и хлопнул Митю по плечу:
– Не переживайте, приятель. Я не для того приехал в ваш город, чтобы, позабыв о делах, выпучить глаза и с Джоном Томасом наперевес гоняться за русскими девушками – тем более что в клубах, я так понимаю, не так уж и много их осталось…
Митя промолчал.
– Как бы то ни было, – продолжал Фардарриг невозмутимо, – нам следует отправиться в клуб «Jizнь». А зачем – увидите.
Сказав это, он ушел. Митя согласно кивнул, а сам глубоко задумался о природе совпадений, во второй раз за несколько дней сводящей линию его далеко неклубной жизни с «Jizнью». Он уселся в удобное кресло и стал ждать странного спутника.
* * *
В «Jizни» партнеры были через час. Митя никогда до этого не бывал там, поэтому давайте взглянем на клуб еще раз, теперь Митиными глазами. Дикому как «гламурному журналисту» было известно: «Jizнь» – одно из самых раскрученных и пафосных (право, какие еще категории можно применять к таким заведениям?) мест Москвы. Облюбовали его три основных типа граждан: мучимые тестостероновым токсикозом иностранные специалисты, успешные дельцы, относящиеся к себе с серьезностью, не совместимой с жизнью, и девушки, либо уже ставшие, либо еще только надеющиеся стать спутницами представителей первых двух типов (прочая золотая молодежь предпочитала, как ни странно, добрый старый Soho Rooms на Саввинской). Митя не понимал, чего Фардарриг надеялся добиться здесь, но особенной альтернативы у него не было.
Располагалась «Jizнь» в одном из исторических промышленных районов Москвы, в начале двадцать первого века от этой истории успешно очищенных, на большой территории искусственно размытых грунтов, обеспечивающих плавные перепады высот. Неподготовленному человеку место это сперва казалось подавляющим и клаустрофобным, но по прошествии небольшого времени особенная прелесть прожигания жизни именно здесь становилась ясной. Эшеровское сплетение коридоров, перетекающих друг в друга, причудливо формирующих и теряющих этажи, ниши, заполненные необъяснимого происхождения пугающими артефактами, залы и танцполы, напоминающие пещеры Нового Афона, безумно-романская музыка, умеренно сбрызнутая фаду… Сладость горения на этом костре тщеславия вскоре делалась очевидной. Про «Jizнь» рассказывали, что туда как-то не пустили Эбо Гирринга, знаменитого американского джазиста, хоть он и пришел с внучкой самого Владимира П., что оставить там меньше тысячи фунтов за вечер решительно невозможно, что в туалетах стоят вазы, вместо мишуры наполненные стимуляторами типа жемчужной икры, что некоторые особенно симпатичные девушки, единожды войдя туда, больше никогда не выходили – по крайней мере, через парадный вход… и многое другое. Как и любое подобное место, «Jizнь» быстро обросла городскими легендами и страшилками, по большей части не соответствовавшими истине. Так надеялся Митя.