Но, конечно, не следует делать из нее дурочку. Коллонтай — это явление, причем не только провинциально-русское, но и европейское, сейчас и американское. Она была по-своему яркой фигурой первоначального феминизма. Я помню, как был удивлен, увидев в Риме в 1977 году книжный лоток, с которого молодые люди торговали сочинениями Коллонтай на итальянском языке. И есть в ней еще одно качество, которое сегодня получило на Западе наименование «радикальный шик». Так и дочка генерала Домонтовича, воспитанная в помещичьей усадьбе, предавалась подобному шику в давней России.
Но, слов нет, это было много лучше того, что наступило в Советском Союзе потом. Будучи одно время наркомом социального обеспечения, Коллонтай провела советский кодекс о браке. Над ним тоже смеялись, даже и Зощенко в одном рассказе: развестись можно было заочно, заплатив трешницу и послав бывшему партнеру уведомление по почте. А лучше, что ли, стало, когда Сталин восстановил понятие «незаконнорожденный ребенок» и ввел в паспортах пресловутые «прочерки»?
Илья Ильф, собиравший всякие советские нелепицы, занес в Записные книжки: «Женский автомобильный пробег в честь запрещения абортов». Коллонтай — это не запрещение абортов, это автомобильный пробег.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/367180.html
* * *
[Русский европеец Дмитрий Святополк-Мирский ]
Князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939) — из всех русских европейцев — самый, можно сказать, неудачливый. Сказать сильнее и проще — трагическая фигура. Отпрыск старинной аристократической семьи и участник белого движения, он, естественно, оказался в эмиграции, в Англии. Здесь нашли применение его блестящая образованность и доскональное знание русской литературы.
Святополк-Мирский сделался в Англии крупнейшим экспертом по части русской словесности. Преподавал в Лондонском университете, написал по-английски обширную Историю русской литературы, не утратившую своей ценности поныне. И еще — он первым в эмиграции оценил новых пореволюционных русских поэтов, первым стал писать о Пастернаке, Сельвинском, Цветаевой — и печатать их в эмигрантских журналах левого направления, в основном, евразийских; вообще играл заметную роль в движении евразийцев. Главной установкой евразийцев, как известно, было приятие революции, свершившегося в революции, — готовность думать и действовать в новой России, то есть определенная лояльность к новой русской государственности. Они вообще были государственники, этатисты, в их мировоззрении не было пафоса свободы. Евразийское мировоззрение было фаталистическим. Эти установки в соединении с какими-то нам неизвестными проблемами персонального плана привели Святополка-Мирского к роковому решению — возвратиться в советскую Россию в 1932 году. При этом надо не забывать, что уже в эмиграции Святополк-Мирский неуклонно левел, вступив, в конце концов, в Британскую коммунистическую партию.