Конь, опустив башку, понюхал воду, потянулся губами, но повод не пустил, и он, недовольно фырча, шумно побрел вперед по залитым, искрящимся колеям. Скрыло ступицы колес, у Мити противно екнуло сердце: «Все, опять искупаемся». Но конь шел, и им ничего не оставалось, как довериться его чутью и опыту.
— Ой, поплывем счас, мамочки! — Танюшка с напряженной улыбкой, шутливо округленными, испуганными глазами посмотрела на Митю и на всякий случай подобрала повыше ноги.
Вода зажурчала по дну корзины, поплыли под сиденье соломинки, но тут конь неожиданно напрягся, широким махом вынес ходок на сухое.
Танюшка оглянулась. Поднятая со дна муть тянулась за ними ровной, как сама дорога, полосой.
— Давай-ка постоим немного, — сказала она, потянув на себя вожжи.
— Что такое? — спросил Митя.
— А вот поглядим.
Митя тоже повернулся и стал смотреть назад, однако не обнаружил позади ничего, кроме вяло колышущейся на поверхности мути.
Лента ее стала медленно, едва заметно глазу, выгибаться в сторону верховья затопленного лога.
— Все! — засмеялась Танюшка и передала вожжи снова Мите. — Рули дальше, боюсь, на обратном пути нам этого места уже не одолеть.
— Да откуда ты знаешь?
— Поживи тут с мое, — с кокетливой важностью проговорила Танюшка.
— А много твоего-то?
— Да порядочно. Родилась тут.
— А что — может, и поживу. Мне эти места нравятся.
— Правда?
— Спрашиваешь! Меня ведь сюда никто не тянул. С одним аттестатом прикатил. Потом на права сдал, дали мне вот — атээску.
— А что значит — атээска?
— Атээс — значит: артиллерийский тягач средний.
— Военный, что ли?
— Ну да, был. А сейчас как бы в дембелях. Ну — демобилизованный. Просто мне нравится это название — атээска.
— Сам-то откуда?
— Из города, из Кузнецка. Приходилось бывать?
— А как же. У меня в Кузнецке, кроме брата Пети, тетка родная живет, и племянников куча. Общаемся.
Митя пошевелил вожжами, сказал:
— Счастливая ты.
Танюшка удивилась.
— Чем же?
— Родни столько. Братьев, например. Хорошие у тебя братовья. А я вот у матери всю жизнь один.
— Отца нету?
— Нету... Ушел он от нас, когда мне года четыре было. Я и не помню почти. Сейчас отчим, но я с ним не жил.
Танюшка деликатно помолчала.
— А наш папа умер, когда я в шестой перешла, — сказала она. — Фронтовик он был, всю войну шофером. Генерала возил. Это когда уже в Германию наши вошли, машина на мину наехала. Обоих ранило — и папу, и генерала. Из папы врачи потом всю жизнь осколочки выковыривали. После войны генерал ему письмо прислал. Оказывается, из него тоже выковыривали. Они даже стали шутливо подсчитывать, из кого больше. Получалось, что из генерала. Хотя мина с папиной стороны взорвалась. Папа смеялся: генерал толще был! Представляешь, — Т