Встретились они несколько часов назад, на выезде из города. Капитан стоял возле пятнистой будки ГАИ с требовательно поднятой рукой. Митя знал: это автоинспектор. Однажды, еще прошлой осенью, он оштрафовал Митю — за въезд в город на заляпанной грязью машине. Штраф был пустяковый, но Митя не забыл обиды. Во-первых, он ехал из тайги, вытащив попутно несколько буксовавших на дороге автомашин, во-вторых, ему пришлось тут же, возле колонки, остановиться и битый час приводить свою атээску в божеский вид. По этой причине он опоздал на базу, пришлось ночевать в кабине, а не дома у матери, как он рассчитывал.
Увидев возле будки капитана, Митя слегка пал духом, готовясь к какой-нибудь новой пакости. Тот подошел быстрым шагом, почти подбежал, и у Мити отлегло: значит, не нарушение. Наверное, подбросить надо. Обычно инспектор, взмахнув палкой, приближается не спеша, вразвалочку, даже как бы скучая, давая возможность водителю прочувствовать меру его вины...
Сейчас капитан явно растворялся в ночи, и Митя, силясь догнать его, не замечал, что топчется на месте, тщетно пытаясь перешагнуть глубокую, закругленную борозду по краю поля. Он уже хотел крикнуть «эй!», но только судорожно всхлипнул и закашлялся, сел на земляной ком.
Капитан тотчас же оказался рядом, он и шел почти что рядом, всему виной была луна, то освещавшая поле призрачным светом, то погружавшая все в белесую мглу.
— Э, парень, — сказал он встревоженно, склонившись над Митей, трогая за плечо. — Да ты, я смотрю, совсем никуда.
Митю колотила дрожь, он не мог выговорить слова и только всхлипывал, отворачивая мокрое, в слезах, лицо.
— Эх, мать честная! — сказал Шварченков, хлопнув в сердцах по полушубку руками. — Еще километра три. Чертов овраг, увел куда! Ну ладно, подымайся, чего уж. Вон скирда, кажись. Погреемся.
Он помог Мите встать и пошел с ним вполуобнимку к скирде. Огромными охапками стал выдергивать, выдирать солому, бросать в кучу, поодаль, приговаривая:
— Ты молчишь, а мне, дураку, невдомек... Сейчас тепло будет, погоди... Дергай, дергай, не стой. Разгоняй кровь, разогревайся.
Митя тоже запустил вяло руки в скирду, но вытащил только пучочек скользких соломин — скрюченные от холода пальцы не ухватывали.
Шварченков быстро накидал кучу и поджег. Огонь весело, с хрустом запрыгал вверх, топорща соломинки, и вдруг сразу загудел столбом, сгущая и отбрасывая темноту. «А у меня и спичек нету». Митя протянул руки в самое пламя, ощущая только яростное покалывание пальцев. Повернулся спиной. Блаженное, размягчающее влажное тепло струйками потекло под одежду, пощипывая кожу.