У меня было два «играющих тренера», сестры-близнецы Нина и Валя Каменецкие.
— Малокговная, что ты написала? — хором набрасывались они на меня за каждый знак препинания.
У них был абсолютный слух на русский язык и литературу и абсолютное чувство юмора.
И они очаровательно картавили.
Я приехала туда поклонницей Эдуарда Асадова. Тут же у меня возник роман с лучшим поэтом на факультете Женей Колесниковым. Он подарил мне другие имена: Ахматова, Цветаева, Пастернак, Мандельштам, Гумилев. Другие образы, другие рифмы. И среди этих хороших и разных — Дмитрий Кедрин с его «Куклой», «Зодчими», «Рембрандтом».
На первой же вечеринке в общежитии мне налили рюмку водки — все студенты скинулись и купили одну бутылку на восьмерых. Но я до этого и шампанское-то пила раза два в жизни. Мама мне всегда говорила:
— Выпьешь рюмку водки, и — все. Твоя жизнь может на этом поставить жирную точку. («Джонни, никогда не пей эту гадость! Выпьешь — и твоя жизнь не будет стоить ломаного цента!» — скажет потом об обычной воде герой Караченцова из «Человека с бульвара Капуцинов»),
Точку ставить не хотелось. Поэтому свою первую рюмку я незаметно вылила за кровать. Но тут же из-под кровати выползла предательская струйка. Как же меня казнили студенты за эту вылитую водку! Как же они меня презирали! Больше я водку никогда не выливала.
Дружила со второкурсницей Галей Балашовой, которая писала такие стихи:
Пусть пропивцею стану, пройдохой,
То не многим понятья известны!
А по мне — не так уж плохо
Лезть из кожи, когда в ней тесно!..
Сначала поселилась в общежитии. Но там оказалось на одну койку по два человека. Спали валетом. Однажды ночью проснулась оттого, что чужая немытая пятка маячила у моего носа. Собрала свои вещи и ушла снимать угол. А Галя осталась, но отвоевала себе отдельную кровать.
В КИРГУ было интересно.
У нас на курсе учились греки, голландцы, немцы. Их родители как неблагонадежные были высланы сюда на захолустное поднадзорное проживание.
Но они выжили. И даже успели поделиться некоторыми своими талантами, густо замешав интернациональные краски и превратив дикий край в интеллектуальную мекку. Там я впервые по-настоящему вкусила творческого яду — в студенческих капустниках, в поэтических перепалках с друзьями, в открытии одних кумиров и закрытии других. Мешало одно — очередное безумное постановление правительства: первокурсники, у которых нет двухлетнего рабочего стажа, должны были в обязательном порядке отучиться два года вечером, работая днем.
Устроилась в театр. Но совсем не актрисой, а машировщицей — очищала старые декорации от красок.