Немцы остановили колонну. Сделали десятиминутный привал. По рядам говорок: «Мы сдохнем, нам такого кладбища никто не сделает…» Прекратились разговоры о еде. Все говорили только о первых днях и неделях «той» войны, которая, как и «эта», начиналась так несчастливо для России…
Через два дня закончился наш скорбный марш поперек всей Белоруссии.
Впереди показались Сувалки…
Без малого сорок лет прошло с того дня. Едва ли многие из тех, кто плелся тогда в одной колонне со мной, уцелели еще. Может быть, я и единственный… Слишком много прошло лет, и еще больше было возможностей не уцелеть. Кто из нас думал тогда о чем-нибудь другом, кроме того, что наконец-то прекратится это мучительное шагание и мы получим отдых. Каким он будет, этот «отдых» – нам не дано было знать, конечно. Для многих, слишком многих, этот «отдых» превратится в вечное «отдохновение».
Не думал я и о том, что много-много лет спустя, вспоминая, как гнали нас немцы в сорок первом пешком и голодом, подгоняли палками и прикладами, придется мне невольно сравнивать этот этап с другими маршевыми этапами, пройденными мною самим или рассказанные писателем.
Пожалуй, знаменательно, что как уход с Родины, так и возвращение произошли для меня по этапу. Я покинул Родину в колонне военнопленных, 40 дней прошагав в ней более полутысячи километров от белорусского города Лепель до восточно-немецкого (тогда) городка Судауэн (Сувалки). Я вернулся на Родину, проехав 40 дней этапом в «Красном эшелоне» поболее 4 тыс. километров от центрально-немецкого города Тортаудо крайнего северо-восточного городка европейской России – Воркуты.
Уже два дня, как по колонне шел слух, что нас ведут в Сувалки. Говорят, что узнали от поляков-возчиков, обоз которых с ослабевшими пленными на повозках ползет за нами. Что за Сувалки? Никогда не слышал я такого города. Укорил себя за то, что недостаточно занимался географией западных областей Российской империи. Впереди идет пожилой пленный, из мобилизованных с начала войны. Слышу, как он говорит соседу: «Сувалки – бывший губернский город Царства Польского, входившего в состав Империи». Вот оно, оказывается, что.
Лес кончился, и внезапно открылась обширная равнина. Впереди был виден город, небольшой, с несколькими костелами и двумя-тремя православными церквами и группой больших красно-кирпичных домов в центре.
– Николаевские казармы, – сказал опять тот же пленный. – В первую империалистическую бывал здесь…
Остальной город – деревянный, одноэтажный. К северу от окраины города, километрах в трех, виднеется гряда невысоких холмов, явно моренного происхождения, а на поле между этой грядой и крайними домами города показались вышки по углам и вдоль периметра огромной площади, огороженной высокой проволочной оградой.