— Добрый день, миссис Маллиган! — окликнула она.
Миссис Маллиган продолжала мрачно смотреть вперед и не ответила на приветствие. Эван, семенивший сзади, решил сначала, что экономка просто не услышала. Но потом он заметил, что Филлис усмехнулась, а ее девочки так и покатились со смеху. Эвану почему-то показалось, что этот смех относится и к нему тоже. Уши его запылали, и краска быстро перекинулась на щеки.
Автомобиль женщин пронесся мимо, припорошив лица пешеходов густой пылью.
— Тьфу! — сплюнула миссис Миллиган, и Эван с восхищением поглядел на нее. Одним неодобрительным фырканьем миссис Маллиган могла запросто сбить муху с расстояния в восемь шагов.
Эван зажмурился от пыли и невинно осведомился:
— А где же ваша машина, миссис Маллиган?
Экономка остановилась и уставилась на него.
— Машина! — процедила она. — На что мне машина? Мне пока что достаточно своих двоих! И всем должно быть достаточно. Слишком все разленились, только и ищут, как бы попроще, вот что я скажу!
Продолжая ворчать, она начала взбираться по склону холма.
Эван смотрел, как она идет, решительно расправив плечи. Все складывалось совсем не так, как он рассчитывал. Он оглянулся на станцию, дрожащую в мареве зноя, и поплелся следом за миссис Маллиган.
«Может быть, все станет лучше, когда я доберусь до дома и встречусь с доктором Мальтусом?» — подумал он.
Когда впереди, наконец, показался дом, Эван почувствовал свинцовую тяжесть в желудке. Последний колышек, подпиравший его надежду, был безжалостно выбит.
Он просто не мог поверить своим глазам.
Дом одиноко возвышался в ложбине на другой стороне холма, угрюмо повернувшись спиной к деревне. Сад перед домом весь зарос какой-то непонятной растительностью, преимущественно той, у которой были шипы, жгучие волоски, либо мерзко пахнущие цветы, от которых шарахались даже насекомые и которые обещали со временем превратиться в ядовитые плоды. Деревянная изгородь завалилась на дорогу, а плохо открывающаяся калитка свидетельствовала о том, что посетители здесь бывают не часто. Чтобы они и впредь не докучали своими визитами, табличка у дверей откровенно предупреждала, что в доме не будут рады уличным торговцам, сборщикам пожертвований, рекламным агентам и прочим лицам, которых сюда не приглашали.
Сам дом соответствовал общей картине упадка и запустения. Он был старым, но нисколько не очаровательным в своей старости. Дом был построен в те времена, когда любое здание было прежде всего крепостью. Стены его были толстые, а окошек совсем не много. Плюш густо оплел весь фасад, захватив и половину крыши, а центральная труба, настолько широкая и прочная, что к ней легко можно было прикрепить дирижабль, отбрасывала огромную тень на половину сада. Под черепичной крышей шли два ряда остроконечных слуховых окошек, причем в верхнем ряду окошки были настолько малы, что могли служить лишь дверями в голубиные гнезда.