Окровавленный боец опустился на колени и медленно упал.
В это время с помощью танков и артиллерии батальон Никулина перешел в контратаку и оттеснил врага.
Дубов издали позвал рукой Бектемира. Тот склонился над телом друга.
Лицо Аскара-Палвана было изуродовано. Бектемир, вытерев кончиком рукава глаза, посмотрел на Дубова.
Дубов, хмурый, с окровавленным лбом, сунул Бектемиру самокрутку, которую курил сам.
— Неплохая смерть! Герой! — вздохнул он.
Бектемир ничего не ответил.
Аскара-Палвана зарыли на склоне холма.
День был тусклый и гнетущий. Несмотря на ранний час, комната наполнилась предсумеречной темнотой.
Мария, бессильно скрестив руки, сидела на табурете, который скрипел от малейшего движения.
Сердце женщины сжималось, она изредка вздыхала, поглядывая на сына. Володя крутил колеса игрушечной машины и, забывшись, повторял немецкие слова, которые слышал от гитлеровцев.
Затем, повернувшись, спросил:
— Мама, когда придут наши? На площади скоро будет праздник?
— Придут, придут, конечно, — печально и рассеянно ответила мать. — И будет, конечно, праздник… Скоро…
— Тогда героев покажешь мне? — просит Володя.
Мать кивает головой:
— Конечно покажу…
Болезненное лицо мальчика радостно просияло.
Деревня сейчас напоминала дом после грабежа.
Враг, как саранча, уничтожил еду, отобрал все запасы у населения. Немцы на глазах у Марии увели старую корову, на которой держалось все хозяйство.
Деревня пустела день ото дня. Люди потихоньку куда-то уходили. Три дня назад был повешен дед Яшкин — за то, что распространял листовки, призывавшие к борьбе. Откуда он их принес, дед так и не сказал. Измученный старик держал себя перед казнью смело и гордо.
В день казни всех погнали на площадь. Но Мария скорее согласилась бы умереть, чем увидеть на виселице своего соседа.
Со дня казни она не была еще в той стороне, где находилась площадь. Она боялась даже подумать про это страшное место.
Как и во многих домах, немцы часто ночевали у нее. Приходилось скрывать горевший внутри гнев и отвращение. Она должна была улыбаться при бессмысленном смехе и шутках оккупантов, опускать вниз глаза при угрозах, молчаливо выполнять приказания.
Взгляд Марии упал на окошко. Там по улице проходил Кандалов. Сердце женщины сжалось от ненависти, комок подступил к горлу.
Кандалова немцы назначили деревенским старостой. В прошлом он не был ни кулаком, ни торговцем, служил до революции всего-навсего кучером у какого-то помещика. Но видно, не зря он лизал посуду богатея, не пристав впоследствии ни к какому делу. Если и поступал на работу, его быстро оттуда гнали или он сам бросал ее. Поглаживая расчесанную бороду, играя тусклыми глазами, Кандалов объяснял знакомым: не поладил с начальством. Невозможно ведь…