Камал почувствовал, что не понравился ему.
С усталого лица майора, заросшего густой бородой, слетела кривая испытующая улыбка. Должно быть, он подумал, что этот лейтенант очень молод, зелен и вообще неизвестно что собой представляет.
Камал держался спокойно, бодро.
Майор высек огонь из зажигалки в форме нагана, закурил. Нервно посасывая папиросу, проворчал:
— Обстановка… гм… такая, что вся тяжесть пала на артиллерию.
Камал спокойно согласился:
— Эго же естественно. Она ведь — бог!
— Ну что же, — продолжал Калашников, — давайте знакомиться.
Майор, играя толстым цветным карандашом, сразу же ознакомил Камала с обстановкой и разъяснил задачу.
Внезапно «телефониста, который в углу приглушенным голосом повторял отрывистые слова, обсыпало землей.
Это вверху разорвалась мина. Телефонист, молодой парень, как будто ничего не случилось, тряхнул плечами, чертыхнулся и снова закричал в свою трубку.
Майор, кашляя и фыркая от пыли, поставил карандашом точку на карте. И уже дружески произнес:
— Ну, отправляйся теперь на батарею да сыграй подходящую музыку.
Пришлось выкатить две пушки вперед и бить прямой наводкой по немецким танкам и пехоте. Во что бы то ни стало надо было загородить путь врагу.
— А ну еще раз!
Камал Уринбаев быстро вошел в свою роль, поднял боевой дух и настроение бойцов. В такие моменты он говаривал: двум смертям не бывать, одной — не миновать.
Он помнил слова своего старшего брата — лихого наездника: „Если в улаке пощадишь соперника, сам будешь побежден“.
Бойцы переглядывались, удовлетворенно кивая друг другу головой. Им, чувствуется, понравился этот командир, явившийся в самый разгар боя.
Из-за кустарника показалась башня, а затем весь танк.
Камал точно определил расстояние до цели и подал команду.
Танк, вздрогнув, окутался черным дымом.
Ободренный успехом, молодой лейтенант продолжал командовать громко, уверенно.
Атака гитлеровцев сорвалась.
Лейтенант Уринбаев старательно натер руки и лицо скрипящим снегом и вместе со своим помощником — лобастым, безбородым украинцем Терещенко уселся на кучу хвороста и веток поесть.
В стороне, дымя папиросами, отдыхали два русских бойца, подносчик снарядов и заряжающий. Эти воины, прошедшие огонь и воду, говорили что-то о своем новом командире. Один из них добавил:
— Недурен, на огонек есть терпение.
— Да… С корабля на бал угодил….
Терещенко, улыбнувшись, подмигнул Камалу. Камал или ничего не слышал, или сделал вид, что эти слова к нему не имеют никакого отношения. Но про себя молодой командир, конечно, порадовался.
Неожиданно перед лейтенантом появился пожилой боец с морщинистым сухощавым лицом.