Посмотрел на ксендза, и взгляд из-под сивых волос был неодобрительный и суровый.
— Это вы кинули?
— Да.
— Та-а, — беззвучно сказал Василько, — ки-инул.
— А зачем? — спросил Стасик.
И тут я удивился. Ксендз словно оправдывался перед этой мелюзгой.
— Хуже этого человека не было.
— Так ногами зачем же гонять?
— А что еще с ним делать? — это спросил я.
— Вопрос неразумный, — Стах сказал это солидно, как взрослый. — Ему это, наверное, все равно. А вот они, эти ребята, чему научатся?
Ксендз сник, словно из него выпустили воздух. И тогда Стах пучком травы взял череп в руки:
— Я его лучше в тину закину, если уж ему там место.
Понес и в самом деле швырнул череп в самую середину ржавой грязи, после чего они с Васильком удалились спокойным шагом в сторону замка.
Дети последовали за ними, как почетная стража. Возле далеких лип у замка окружили маленькую фигурку Сташки. Пестрая стайка на пестром лугу. Синеглазые под синеглазым небом.
— Ну вот, — вздохнул ксендз, снова присаживаясь рядом со мной. — А той не улыбнулись дети. И моей тоже. И неизвестно даже, где над нею плакать.
Приближалась Сташка. Жихович потер ладонями виски.
— Теперь придется отвечать перед начальством. За бесчинства в храме. Но я не мог допустить, чтобы в храме, как в краме[184]. Будто в разбойничьем притоне. Знаете, что Шоу сказал про Ленина? Где-то на границе двадцатых и тридцатых?
— Нет. Что-то не помню.
— Он сказал: «…если этот эксперимент в области общественного устройства не удастся, тогда цивилизация потерпит крах, как потерпели крах многие цивилизации, предшествовавшие нашей».
— Но…
— Чувствуете ответственность? Ну вот. И самоуспокаиваться рано, пока есть Майданеки, гибнут люди, бродят по миру и творят зло прямые потомки этого вот чудовища. Будем мириться, позволим им засорять землю и небо — тогда грош цена и цивилизации и нам. Нам, если мы хоть на минуту позволим ужасу смерти руководить нашей жизнью. И потому я…
— Я сказал бы о вашем поступке иначе: «Святое величие, святая нетерпимость одного осквернителя праха».
Он вновь начал говорить беспорядочно и очень тихо:
— Людям очень нужен чистый воздух. Нужно, чтобы легко дышалось. Очень нужен чистый воздух. Очень чистый воздух.
Сташка подошла к нам:
— Почему не идете?
— Не хочу я на все это смотреть. Это больше не мое дело.
— Вскрыли ту… нижнюю камеру, — сказала она. — Такого я нигде не видела. Разве что в «Золотой кладовой» Эрмитажа. Чего там только нет! Кубки, оружие ценнейшее, блюда золотые и серебряные, сундуки монет, перстни, ожерелья, слитки и серебряные и золотые с камнями, книги, чаши для причастия, дискосы, монстранции, канделябры, реликварии, иконы удивительной работы и оклады — чудо. Дароносицы, потиры, напрестольные кресты