Но прежде чем подробнее остановиться на этой оппозиции, перейдем на следующий уровень взаимоотношений «Властелина» и «Кольца», уровень литературный.
Да, по отношению к «Властелину» роман Перумова — «предприятие дочернее», плоть от плоти. Однако если в использовании уже созданного мира (топография и география, топонимика, народонаселение и т. д.). Перумов действительно находится во «второй» реальности Толкина, то в построении художественной структуры произведения он совершенно самостоятелен. Он создает не «мифологию», не эпос, к которому тяготеет Толкин, а роман, то есть на смену определенной синкретичности художественного образа Толкина приходит дискретность, конечность романа, поэтому ни о каком продолжении, заимствовании и т. д. речи идти не может.
Это два самостоятельных произведения, и даже не родство образов объединяет их, а жизнь «второй» реальности, длящаяся во времени.
А в отношении появления в «Кольце Тьмы» некоторых героев Толкина, то сколько их, носителей определенного смысла, появилось на страницах романов, пьес и повестей XX века. И вряд ли кому придет в голову даже поднимать вопрос о заимствовании, смотря или читая «Троянской войны не будет» Ж. Жироду, хотя все персонажи пьесы — герои гомеровского эпоса. Кроме того не стоит забывать, что после выхода в свет «Властелина Колец» в литературе родилась просто новая земля — «фэнтези», и Перумов, своеобразно, но работает в законах этой литературы.
Перед нами просто новое художественное решение рассказа о мире, эпос у которого уже есть — это «Властелин Колец». Теперь же в этом мире, реальном для автора, действуют другие персонажи и разворачивается уже человеческая, а не эльфийская драма.
Так как же быть с любовью? С бережным хранением традиции? Трепетом по отношению к мастеру? Но кто сказал, что любовь — это «когда все хорошо кончается»? Жестокое чувство, мало что общего имеющее с обожанием и поклонением, любовь либо принимает правило и естественно в нем растворяется, либо восстает против этого правила.
Перумов восстал.
Только восставший автор может вложить в уста своих героев такое неприятие предначертанности:
…«Да, они (эльфы) Первородные, но кто дал им право распоряжаться нашими судьбами, судьбами целых народов?» (Олмер — Теофрасту).
Или:
— Кто может лишить человека свободы? — это уже Фарнак, кормчий с корабля Морского народа.
На первый план в «Кольце Тьмы» выступает философский конфликт XX века — конфликт свободной человеческой воли и ее подчинения любому (идеологическому, религиозному, нравственному) правилу, и мука выбора — свободного или «ангажированного».