Много чего говорилось плохого о ветеране советского ближнего боя — будто бы тяжел он да в обращении неудобен, а слишком высокая дульная энергия, мол, ослабляет останавливающее действие пули. Может, верно все это, но автоматчика Савельев завалил первым же выстрелом, стремительно откатился в сторону, без труда обыграл второго стрелка и, ощущая резкую, злую отдачу тульского творения, трижды нажал на спуск.
Мгновение Юрий Павлович вслушивался в кладбищенскую тишину, нарушаемую лишь ревом тракторного двигателя, затем быстро добил упавших выстрелами в голову. Отбросив покрытый антидактом ствол подальше в сторону — не страшно, отпечатков все равно не останется, — он оглянулся на памятник.
Изображение матери было страшно изуродовано — автоматные пули лишили портрет Ксении Тихоновны глаз. Глядя на ее обезображенное до неузнаваемости лицо, Савельев вдруг почувствовал, как из самых глубин души начинает подниматься что-то удивительно темное и злое, ему не принадлежащее. «Суки, всех урою». — Он до боли сжал кулаки, но тут раздалось грозное:
— Стоять, руки на затылок, — и Юрий Павлович узрел ошеломленного развернувшейся перед ним битвой майора Семенова с табельным стволом наизготове.
В этот момент вязкое, угольно-черное образование, переполнявшее душу ликвидатора, оформилось в плотную, бешено вращающуюся сферу. Помимо своей воли он пристально взглянул милиционеру прямо в глаза.
После обеда настроение у Кати начало медленно и верно портиться. Неожиданно ей сделалось глубоко наплевать на великолепный светильник с тремя лотосообразными чашечки на стеблях, вырезанный из целого куска алебастра и припертый прямо из Британского музея. Паршивец дядя Вася не подавал о себе никаких вестей. Подождав до половины четвертого, Катя сама набрала номер его служебного телефона.
— Майор на выезде. — Поднявший трубку опер говорил отрывисто, видимо, был при делах. Пришлось прибегнуть к последнему средству — позвонить Семенову на пейджер.
«Дядя Вася, гад, отзовись немедленно». — Тщательно выговаривая буквы, Катя продиктовала сообщение барышне-разводящей. Потом она заварила себе кофе покрепче и, гордо отвергнув предложенный доктором наук Чохом пряник «Славянский», принялась ждать. Увы, напрасно.
Примерно в то же самое время Савельев тихо стоял в полутемной, пахнувшей мочой, кошками и победившей демократией парадной одного из домов, что на Малой Монетной улице, и терпеливо ждал, пока, одетый теперь уже в пропитку, кладбищенский деятель решит вопрос насчет очередного жмура. Конечно, следовало бы разобраться вначале, случайно или с умыслом подставил он сегодня ликвидатора на погосте, но обстановка требовала действий решительных и быстрых, к тому же напрягать извилины Юрию Павловичу было влом.