, расползлась в руках, как гнилая ветхая ткань, распалась на нитки. Справедливости ради надо заметить, что в их семье это был единичный случай, и служил он суровым назиданием потомкам. А что же Вера? Да ничего. Стала жить как
другие люди. Вышла замуж, выучилась на секретаря-машинистку. Она уже не могла даже на самом простом уровне работать с формой и содержанием, а тем более с лексикой и семантикой. А может быть, Веру придумали специально, чтобы пугать ее примером подрастающее поколение. Шутки шутками, но алкоголь нивелирует чувствительность почти стопроцентно.
Саша повздыхала, перебирая в руках косые клинья будущей оборки, кое-как причесалась и из внутреннего протеста решила не смотреться в зеркало. Она стеснялась других людей. Потому что казалась себе некрасивой, да, впрочем, и не без оснований, хотя однажды Георгий заметил, что внешность у них с сестрой аристократическая и сразу видна порода, а красота – в общепринятом смысле этого слова – им ни к чему. Вот Ирину, кажется, совершенно не волновало, соответствует ли ее бледное веснушчатое лицо с длинным носом каким-то канонам и одобрит ли кто-то ее алые лосины и короткий черный топ.
– Ира, но ведь незнакомый человек придет, – неуверенно сказала Саша, глядя, как ее зеркальный близнец, задрав топ к подбородку, сосредоточенно поправляет бюстгальтер.
– Ну так и что, я должна незнакомого человека в рясе встречать? – Ирина в задумчивости взирала на свою грудь. – Это тебе, Шура, волю дай – ты заведешь себе скафандр и будешь в нем сидеть. Откуда у арви такая низкая самооценка, уму непостижимо. Ты же умница, вон Георгий со всем своим каганатом уже сколько лет нашего папу уламывает отпустить тебя в режим открытого поиска.
– Это совершенно разные вещи. – Саша встала и с шумом задвинула стул. – И не называй меня Шурой!
– И ты напрасно, Шура, думаешь, что в открытом режиме арви будут постоянно прикрывать тебе спину. Будь проще, Шура, и люди к тебе потянутся.
– Какая же ты все-таки змея, Ирка, – прошептала Саша. – Кстати, в дверь звонят. Иди открывай. Пусть тебя примут за домработницу.
– Может быть, это одна из моих эротических фантазий – чтобы меня приняли за домработницу, – заявила Ирина и, плавно покачивая попой, выплыла в коридор.
Борис пересек небольшой двор с розовыми пионами по краям дорожки, неожиданно для себя замешкался перед крыльцом большого, кажется трехэтажного, дома, вошел в приоткрытую дверь и очутился в прохладной темноте просторной прихожей.
– Проходите, пожалуйста, – вдруг раздался, возник из тишины и полумрака женский голос, – вон туда, дверь слева.