Он стоял у открытого окна, смотрел на ночное озеро вдалеке – только что оно было гладким, как темное стекло, и вдруг по нему пошла косая рябь, на жестяной подоконник упали капли, еще минута – и сплошной белый ливень закрыл перспективу.
Борис помедлил и все же открыл последнюю страницу.
«И наконец начался дождь», – черным по белому было написано в финале.
Случаются в жизни моменты, когда весь опыт работы в горячих точках планеты, включая боевое НЛП и владение автоматом УЗИ, оказывается на грани девальвации – и всё из-за чего? Из-за молока и бубликов, из-за бесконечной библиотеки, одна из дверей которой, как выяснилось вскоре, выходит на поляну, пеструю, как китайский крепдешин, с полевыми цветами и стрекозами. И из-за того, что девочка Саша, немного смущаясь, сказала ему:
– Я вижу, вам никуда не хочется уходить, вы устали как собака. Извините за собаку, но это отражает суть дела. Оставайтесь, у нас есть комнаты для гостей. Можете жить здесь столько, сколько захотите.
– Почему вы думаете, что я устал? – Борис постарался предъявить Саше одну из своих самых галантных улыбок. – Я что, плохо выгляжу?
Cаша вдруг заметно растерялась, порозовела и опустила глаза.
– Вы выглядите великолепно, – ответила за сестру Ирина, – но то, что вы устали как собака, – это медицинский факт. Озеро чистое, вода еще теплая, – вдруг безо всякого перехода сказала она, – Георгий сделал там маленький песчаный пляж с навесом. Короче, там даже можно купаться. В своей комнате вы найдете полотенца и все, что нужно. Обед в четыре часа на кухне. Шура вас проводит и все покажет. Да, Шура?
Можно эмигрировать, не выезжая за границы родного города, неожиданно понял Борис, глядя на дождь с молниями. Можно попытаться убедить себя, что ты попал в другую действительность, где нет и никогда не было скудного одинокого детства, войны в чужой далекой стране, гибели первого настоящего друга Славки Рябченко, безумия Варежки и собственного тихого бессилия. Можно попытаться, и даже на время полегчает, только все это будет неправдой, цветной голограммой, безразличной к тебе иллюзией, как ни крути. С таким же успехом можно купить у пушера марок и с понтом сидеть дома. Как в том анекдоте: «Вот вам билетик в кино». – «И что мне с ним делать?» – «Положите под язык и ждите, когда начнется кино».
И кино не заставило себя долго ждать: в полумраке двора, освещенного с двух сторон только далеко отстоящими друг от друга низкими садовыми фонариками, по направлению к озеру шла Саша. Под проливным дождем. В коротком светлом халатике, засунув руки в карманы. Ни зонтика у нее не было, ни накидки. «Купаться пошла, – решил Борис. – В два часа ночи. Ну чего, логично…» Не то чтобы они все произвели на него впечатление сумасшедших – таких впечатлений ему в Павловке хватало, – нет, эти, безусловно, другие. Но живут в рамках своего собственного, пока непонятного ему социума, занимаются непонятно чем и, главное, непонятно чем зарабатывают, и что характерно, не испытывают, похоже, недостатка средств к существованию. И есть в них что-то, на что он, как мальчик, купился, – редкое в наше время спокойствие, отсутствие внутренней напряженности, размеренность жизни. Или же он все это просто приписывает незнакомым и непонятным для него людям? В принципе, так может жить какая-нибудь экстравагантная аристократия – беззаботные, обеспеченные на сто лет вперед рантье, немного затворники, со вкусом обустраивающие свое внутреннее пространство. Добросердечные и гостеприимные, но не без тараканов в голове. И не без скелетов в шкафу.