Бросает в холод, потом вдруг обдает жаром, и в эти мгновения сонливость исчезает. Затем властное чувство сна захватывает нас снова, и мы изо всех сил боремся с ним, пока, наконец, не начинается плавный спуск.
Бодрость, словно выкаченная из нас вместе со скудными остатками кислорода, возвращается к нам неторопливыми движениями стрелок, уменьшающими счет высоты. На двенадцати тысячах метров мы уже веселее смотрим друг на друга. Скитев подмигивает мне, я понимаю это так: «Мы еще не туда заберемся!»
На сороковой минуте сеанс прекращается. Это полностью исчерпывает программу нашей тренировки. Теперь — отдых и сон на земле, настоящей, родной земле. Послезавтра — полет в суровую стратосферу.
— Я прикрою вашу экспериментальную лавочку, — встречает нас Элькин, явно довольный нашим поведением. — Дорвались до потолка — и давай париться.
— Мы-то дорвались, — отвечает Скитев, — а твой питомец как будто сорвался. Возьми-ка, — протягивает он клетку с подопытной свинкой.
Элькин сокрушенно смотрит сквозь сетку, за которой лежит беленький вздувшийся трупик.
Над огромным прямоугольником аэродрома висела туманная дымка. Она пришла ночью с озера, обволокла соседний лес, границу летного поля и держалась еще в полдень, не рассеиваемая солнцем, выступающим из плотной пелены оранжевым мутным пятном.
Старт пустовал, — погода была нелетная.
Тем неожиданнее в полуденной тишине прозвучал сигнал боевой тревоги. Тревога — значит вылет независимо от погоды, тумана, любых случайностей.
Штурман Завилович вскочил из-за стола, — ему только что подали диэтический завтрак. Радист Сергеев, получив отпуск на сорок пять суток, укладывал вещи…
Протяжные, длительные гудки сирены звали на старт. Люди в мохнатых унтах, застегивая на ходу меховые комбинезоны, бежали к машинам.
Мобилизационная готовность летной части измеряется минутами.
Стальной рокот моторов уже разносился по полю. К старту, сбавляя газ, примчался на мотоцикле командир части — капитан Скитев. На черте взлета, рассекая туман, метнулась ракета — вылет разрешен.
Приказ получен, — больше Скитеву ничего не нужно.
Через несколько минут над аэродромом снова воцарилась тишина. Кильватерная колонна бомбардировщиков уже шла к далекому озеру, где, по донесению разведки, сосредоточились крупные силы «противника».
Тридцатилетний командир Михаил Скитев, подняв свою часть на высоту пяти тысяч метров, шел сбоку с превышением на сто метров от общего строя, чтобы удобнее наблюдать боевые действия экипажей.
Пара наушников, микрофон соединяют Скитева с экипажем каждого корабля. Скитев отдает приказание, — радист Комендантов, находящийся в соседней кабине, передает приказ по эскадре: