И кофэ по утрам зеленый пьет, удивляясь: что в нем люди находят?
Совершенству предела нет.
Помимо поддакиваний и сетований на тяжкую долю сельчан, а также на то, что одним всё, а другим как положено — шиш с маслом и маком, Маныч, попенял на игнорирование подружками наших вокально-инструментальных достижений. Тут же услышал, что в целях благородных впечатлений, визави предпочитают вечера отдыха в санатории, куда дам, кстати, галантно запускают без билета. Обсудив заодно проблемы сегрегации, Маныч услышал и премилую историю про развлечения пенсионеров.
Публика в здешном санатории солидная. Это само собой. Поскольку и профиль учреждения соответствующий. И контингент по-большому — отборный.
Преобладают джентельмены непризывного возраста, предпочитающие покой, обхождение-уважение и разговоры «как молоды мы были». В сторону дам-с голову уже не поворачивают — только глазами.
Но.
Как и в любом паршивом стаде имеются те озорники, которые борозды, в случае чего, никак не испортят.
Один такой резвый дядечка, из отставных военных, крепко полюбив компанию номенклатурных работников, обособленно занимающихся по вечерам рыбной ловлей и обсуждающих политику и государственные секреты, решил повеселиться.
Для начала он нарушил медицинский устав и лечебные предписания, и что называется, хорошо принял.
Этим же теплым вечером «знать», возвращающая по палатам, была остановлена у темного забора беспрекословным майорским голосом. Грозный судия, угрожая водяным пистолетом, произнес обличительную речь о паразитах на чьем-то теле, после чего, согласно приговора, «расстрелял» троицу забортной водой.
Одного уложил с подозрением на инфаркт, двое до сих пор заикаются.
Шутника лишили права на отдых и выставили вон, без права показа на территории. Телега, естественно загромыхала на всех немазанных колесах в его родные исполкомы, профкомы, парткомы, месткомы и прочие омы-ёмы.
Однако поступок сей, нашел резвый отзвук в тонких женских душах и некоторые ценители всё оценить, пожалели, что не познакомились с безобразником поближе.
Но все ж таки, что не скажи, а хай еще живе вильна душа.
Обычно, после окончания вечерней культурно-массовой программы, с собой берется подготовительно-расслабительное в виде всё той же трехлитровой банки, и под цыганские переборы веселой кавалькадой спускаемся на берег, туда, где темный простор, море нетерпеливо дышит, а огни поселка скрыты за горой, что привносит определенную степень романтичности, способствующей делу.
«Какой ты неромантичный» — хуже упрека и придумать нельзя, поэтому все эти зурбаганские штучки должны быть как импортная мебель — без сучка, без задоринки.