В начавшейся сутолоке сопляжницы отскочили в сторону и, теперь быстро пробирались к дверям. По заведению прокатилось волнение, из глубины зала, расталкивая танцующих между столами, и что-то выкрикивая, к нам пробирались какие-то люди.
Минька подхватил ошалевшего Лёлика и быстро поволок к выходу. Мы с Седым поспешили следом.
Мать с дочкой, не по своей воле попавшие в гущу событий, выскочили раньше и теперь медленно, словно прогуливаясь, уходили по освещенной улице к центру поселка.
На наше счастье у входа стояла милицейская машина с распахнутыми задними дверцами. Мы встали поблизости, делая вид, что вышли покурить.
Буквально ту же из кафе выскочили трое, немного погодя выбежал в распахнутой до пупа рубашке зачинщик, однако, увидев сине-желтый уазик, они отошли в темноту и тоже закурили.
— Энто херово.
— Ничего, — сказал Седой. — Ничего пока херового. Стоим. Курим.
— Пока менты здесь может быть и ничего.
— Как нос-то?
— Да нормально. Не прокусил, кажись. Сука.
— Дай посмотрю.
— Херня, Лёля. У меня знакомому собака откусила. Пришили. Заросло.
— Это как угораздило? — спросил, трясясь, Лёлик.
— Сидел он на крылечке, собачку гладил, дружочек мой, дружок. И собака-то, своя, уж лет десять как в дому. Что ей в голову взбрело? Может наклонился низко он, испугалась собачина чего, может, подумала, хозяин за нос ее зубищами схватить хочет. Цап. И нету. Самого кончика.
Менты выволокли из забегаловки двух уже не стоящих на ногах посетителей и запихнули с матюгами внутрь канарейки. Дверцы хлопнули. Мотор, чихая, завелся, и надежды маленький оркестрик нестройно заткнулся.
— Что делать, пойдем понемногу.
— Идут за нами.
— Пусть идут.
— Сколько их?
— Четверо.
— Они тут все с ножами ходят.
— Не бзди раньше времени.
— Так что, парни, — сказал Седой, — бежим что ли? А? Чего бежим-то?
— Чего бежим? Идем.
— Да нет. Бежим, — уточнил Седой.
— Оно, иногда, лучше и побегать.
— А как завтра друг на друга будете смотреть? — усмехнулся Седой. — Чем дальше — тем хуже. Скоро они нас погонят. Вот тогда, да, точно побежим. Значит так. Сейчас разворачиваемся, таким же ровным шагом подходим и без слова, без разговора, молча, спокойненько — в рыло. Я — двоих в серединке. Вы — остальных. Отступать некуда — позади жопа. Пошли?
Седой, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел назад.
— Пошли, — разозлился Минька, — чего, суслики, встали?
— Чё, старый, забыл, как бычки в глазах шипят? — успел сказать чернявый с золотыми зубами.
Чинарик ударился в грудь Седому и покатился бордовым огоньком по асфальту.
Седой резко ударил его в переносицу, а носком ботинка ниже колена по косточке. Темные длинные капли брызнули на белую рубашку, чернявый схватился за ногу и, воя, стал кататься в пыли. Второго Седой с размаху, будто саблей, достал ребром ладони по кадыку, он как-то боком завалился к забору и пополз, хрипя, в сторону.