Повести моей жизни. Том 1 (Морозов) - страница 151

Но мое счастье достигло наивысшей степени через два дня, когда я пришел к Григорию Михайлову, тому самому, который любил вставлять в свой разговор французские и латинские слова с дурным их произношением. 

— Поздравляю! Поздравляю с огромным успехом! — встретил он меня со своими, как всегда, театральными манерами. — Слышал уже, все слышал! 

— В чем же огромный успех? 

— Как в чем? Вы устроили новый опорный пункт для восстания! Вы триста верст прошли в виде рабочего в народе под глазами все высматривающих властей! Обошли в виде крестьянина две губернии! 

У меня как бы сразу открылись глаза. То, что мне казалось таким незначительным, бесполезным, принимало для моих друзей, находящихся в отдалении, грандиозные размеры! Им казалось, что мой кузнец, обещавший принимать таких, как я, — необыкновенное и важное открытие, какой-то удивительный крестьянский самородок, а самое мое путешествие в виде рабочего с запрещенными книжками в котомке среди становых и всяких сельских соглядатаев и доносчиков представлялось им не менее опасным, как если б я прошел поперек среди людоедов всю Центральную Африку! 

Таково было тогда представление о недреманном оке правительства. 

— Я, — продолжал Михайлов, усадив меня, — даже вдохновился, когда услышал о всем, что вы сделали, и написал стихи, посвященные вам. Позвольте вручить! 

И, вынув из стола листок бумаги, он подал мне стихотворение, под заголовком которого, действительно, полными буквами стояло посвящение мне...

Уничтожить все вредное в жизни
И народное благо создать.
Он не мог равнодушно-лениво
Выжидать измененья судьбы
Тех бедняг, что несут терпеливо
Крест тяжелый ужасной нужды.
Он не мог выносить угнетенья
И покорно несть рабства ярмо,
Преклоняться пред грубым стесненьем
И лелеять бесправья клеймо.
И, презрев мелочные заботы,
Не страшась тиранических гроз,
Он ушел в мир нужды и работы,
В мир отчаянья, горя и слез...
И учил он страдающих братьев,
И надеждой сердца наполнял,
Вместе с ним они слали проклятья
Тем, кто все у них в жизни отнял.
Дни летели. Кипела работа,
Но не дремлет гнетущая власть,
Ее давит одна лишь забота,
Как бы вниз с высоты не упасть.
У тиранов повсюду есть уши,
Тип Иуды с земли не исчез,
Есть на свете продажные души,
Властелины ж богаты, как Крез.
И в тюрьму вождь народа был послан
Для спокойствия сильных земли.
Он погиб. Но друзья его после
По дороге открытой пошли...
И напрасны усилья тиранов.
Дух свободы проникнет в народ,
Рухнут все их безумные планы
И исчезнет губительный гнет.

Когда я прочел это стихотворение, у меня в буквальном смысле закружилась голова от счастья, но, с другой стороны, было очень стыдно. Я чувствовал, что не заслужил ничего подобного. Я не знал даже, как поступить, что сказать, что обыкновенно говорят в таких случаях? Несколько минут после прочтения я продолжал делать вид, что еще внимательно читаю, но в голове был полный хаос, и я не знаю сам, каким способом мой язык как-то совершенно неожиданно для меня заговорил.