Особенности нашего серого положения сказались очень быстро.
Уйдя верст двадцать от Москвы, мы захотели есть и постучались в окно одной из встречных деревень.
— Дайте чего-нибудь поесть! Мы заплатим, — сказал Союзов.
Еще никогда мне не случалось встречать отказа на такую просьбу, когда я ходил рабочим, но тут вышло иначе. Едва приподнятая рама окна затворилась снова, в избе послышался какой-то разговор, затем вышла из сеней пожилая женщина и подала нам два ломтя хлеба.
— Нет ли похлебать щей или чего горячего? Мы бы заплатили, — повторил свое предложение Союзов.
— Уж какая с вас плата, — отвечала она. — Идите. Ничего нет!
Так мы получили первую в жизни «милостыню»...
Мы постучали в другой дом и в ответ на желание «похлебать щец» получили по второму ломтю и по предложению идти с миром далее.
— Что же это, мы наберем целый мешок черного хлеба и будем им торговать по дороге? — смеясь, спросил я Союзова.
Тот тоже засмеялся.
— Выходит, что верна только первая половина пословицы «По платью встречают...», — сказал он. — А вторая ее половина — «...по уму провожают» — не верна, потому что и провожали нас по платью.
Очевидно, в своем сером виде мы никому не были интересны в деревнях.
Мы шли все дальше и дальше и наконец верст за двадцать пять от Москвы, совсем голодные и усталые, вошли пообедать в придорожную харчевню.
— Куда вас бог несет, робята? — спросил нас один мужичок в синей поддевке.
— В Троице-Сергиеву. Там, говорят, монахи лес хотят пилить, — ответил Союзов.
— А сами-то откуда родом?
— А из-под Москвы.
Мужичок с удивлением посмотрел на нас.
— Из-под Троицких деревень, — сказал он поучительным тоном, — народ под Москву ходит на заработки, а вы из-под Москвы туда! Да что вы, робята, оголтели, что ли?
Он с негодованием обратился к другому мужичку, очевидно, считая нас недостойными своего дальнейшего разговора.
— Уж истинно сказать, косолапый народ! То-исть, ничего как есть не понимают! Идут к Троице от Москвы!
— Все от необразованности, — убежденно ответил тот.
Окончив свой обед, мы расплатились и пошли дальше.
Недолгий ноябрьский день стал сменяться вечером. Стало совсем темнеть, и, желая переночевать, мы постучались в первую избу встретившейся деревни, в окне которой мелькал огонек.
Опять слегка приподнялась рама.
— Вам чего?
— Пустите переночевать! — сказал Союзов.
Голова, смотревшая в отверстие, оглядела нас и ответила:
— Идите к десятскому, он назначит, у кого ночевать.
— Да мы заплатим.
— Все равно! Идите к десятскому. Бог знает, кто вы такие.
Окно затворилось, и мы остались одни. Во второй и третьей избе повторилось то же самое.