— Конечно.
— Я так и знал и потому еще раньше вашего приезда говорил с ними об этом. Иначе они не согласились бы.
— Очень хорошо! — обрадовался я, окончательно почувствовав, что работа для меня будет не так трудна, как я себе представлял, уезжая за границу.
На основании слов Кравчинского, не сказавшего мне, что дело уже наполовину налажено переговорами Гольденберга с женевскими эмигрантами, я думал, что буду один.
— А вы сами, — спросил я, — примете участие в редакции?
— Я не писатель — я буду секретарем и типографщиком.
Мы пошли по грязным от ненастья женевским улицам на знакомую уже мне Террассьерку и в самом ее начале вошли в небольшой ресторан, над дверями которого золотыми буквами было написано: «Café Gressôt».
Там общий обед уже кончился и происходила по какому-то случаю маленькая послеобеденная выпивка в задней комнате, в которую вела отворенная дверь из главной, где мы теперь были. Оживленные русские голоса кричали:
— Жуковский! Жуковский! Запевайте «Карманьолу».
Подойдя к двери, мы с Гольденбергом увидели на средине комнаты длинный стол, на котором стоял бочонок красного вина, а кругом него, с полунаполненными стаканами, в разных позах сидело человек пятнадцать эмигрантов, исключительно мужчины различных возрастов.
Никто из них не обратил на нас внимания, очевидно, зная лично Гольденберга и не замечая меня за его спиной.
Из-за средины стола встал, выпрямившись во весь рост и закинув вверх голову, сухой, жилистый, смуглый человек с черными сверкающими глазами и впавшими щеками. Сильно жестикулируя руками, он запел историческую крестьянскую песню французской великой революции — «Карманьолу»:
Пляшите карманьолу под пальбу, под пальбу!
Пляшите карманьолу под пальбу и борьбу!
Чего хотим стране своей?
Чего хотим стране своей?
Все присутствовавшие подпевали хором:
Хотим свободы всех людей!
Хотим свободы всех людей!
По бомбе всем дворцам!
По пуле всем ханжам!
И мир всему народу — под пальбу, под пальбу!
И мир всему народу — под пальбу и борьбу!
Пляшите карманьолу под пальбу, под пальбу!
Пляшите карманьолу под пальбу и борьбу!
Смуглый человек — это и был Жуковский — вновь запел в одиночку свой прежний вопрос:
Чего хотим стране своей?
Чего хотим стране своей?
А остальные, как прежде, хором отвечали:
Хотим мы равенства людей!..
Хотим мы равенства людей!
В канаву всех попов!
В конюшню всех богов!
И к дьяволу монахов — под пальбу, под пальбу!
И к дьяволу монахов — под пальбу и борьбу!
Пляшите карманьолу под пальбу, под пальбу!
Пляшите карманьолу под пальбу и борьбу!