А если дело и не в выборах вовсе? Я же понятия не имею, в чем состоит моя беда, откуда она взялась и во что может вырасти. И это самое слабое место во всей истории.
И знать бы, кто виновник этой травли?
Баринов, конечно, знает. Но что можно вытрясти с Баринова, кроме очередного ведра трусливого пота? Хотя Вячеслав Анатольевич настолько труслив, что, наверное, можно что-то и выудить из его жирной памяти. Только надо было бы делать это сразу. Там же, в момент расставания. Как же я не догадался! И все бы он выложил, все бы рассказал, всех бы назвал. Настолько труслив… Только в этом случае он не смог бы стать связным, через которого я «сбросил» дезинформацию. И тогда охота не прекратилась бы. Не было бы у меня возможности так спокойно сдать квартиру и уехать. Спрятаться туда, где меня и искать-то не могли, если искали.
Стук каблучков Старушки опять раздался неподалеку. Очевидно, она совсем передумала отдыхать после ночной смены. Впрочем, говорят, что к вечеру мы будем уже в Екатеринбурге. Может быть, поэтому она и не ложится, поэтому и накрасилась. А я какую-то ерунду себе надумываю… Нет. Тогда бы она не сказала эту фразу. А она сказала. И это выстраивается в один ряд с каблучками и с косметикой.
Я повернулся на бок, чтобы увидеть ее и попросить сходить, как обещала, в камеру хранения. Повернулся вовремя. Старушка как раз заходила в одно из купе, но смотрела при этом в мою сторону. Взгляды наши встретились, и мы друг другу улыбнулись.
И тут я вдруг сообразил, что не знаю даже, как ее зовут. Все называют ее Старушкой. Иногда зовут Ворчуньей. И никто не называет по имени.
Пока я соображал, она зашла в купе. Неудобно было на боку лежать. Дышится тяжело. Я сбросил одеяло с ног и опять сел. На удивление довольно легко. Значит, начинаю выздоравливать. Отчего же выздоравливающему не познакомиться с медсестрой поближе?
Странно для меня так себя чувствовать. Никогда вроде бы не отличался излишней стеснительностью, а кто-то даже считал, что мне ее, стеснительность то есть, приобрести не мешало бы. А сейчас я вдруг постеснялся сам спрашивать у Старушки имя. И потому старательно растопыривал уши, надеясь на возможную удачу. И не торопился, хотя, как всякий картежник, помнил крылатую пушкинскую фразу: «Лови удачу, пусть неудачник плачет». Раненые в вагоне иначе как Старушкой медсестру не называли. Она откликалась охотно — характер легкий, беззлобный. А ворчливость — она же тоже не от тяжести характера. Просто манера поведения такая. Язык, наверное, так подвешен…
Терпение мое было вознаграждено раньше, чем уши успели устать от напряжения.