— Правду мий батька казав: на краденом коне далеко не заедешь.
Спина командира передернулась, будто его укусил овод. Дед Алеха, который по легкомысленной своей натуре не принимал неудач близко к сердцу, запел тихонечко:
Запрягай-ка, тятька, лошадь,
Серую, косматую.
Я поеду в дальний табор,
Девушку посватаю!
Мизинчик обернул к нему перекошенное бешенством лицо:
— Через тебя, паразит, вся наша беда! Выгоняю тебя из отряда!
— А чё? Чё такое? — опешил Алеха. Мизинчик топнул ногой так, что во все стороны полетела болотная жижа.
— Намутил, подбил меня на воровство! Варнак, каторжанская душа! Иди с глаз долой!
— Погоди, погоди, — заступился Святополк. — Мы, по-моему, все трое виноваты.
— А ты, Коромыслов, больше всех, — подхватила Саня. Почувствовав поддержку, дед Алеха заныл:
— Во, во… Ты командир, а я самый нижний чин. Я твой приказ сполнял, и за это меня гнать? Да куда вы без меня? Я кашеварю, я силки ставлю… Я тайгу, как свою котомку знаю — где чего лежит. Я и по-татарски могу, и по-вогульски.
— Кончай тарахтеть, — перебил Мизинчик. — Товарищи, да разве ж вы забыли, как он перед беляками на коленях ползал? И коней воровать — его придумка. Он только позорит революцию. Уходи! А то осерчаю — зарублю!
Саня, Святополк и Степан молчали. Командир, конечно, поступал несправедливо, но и опровергнуть его доводы было трудно.
— Да ну вас к чомору! — окрысился вдруг дед Алеха на всех, в том числе и на своих недавних заступников. — Зарублю, зарублю! Не боюсь я никого, а вас тем более! Не ндравится моя компания? Ну, давайте — спинка об спинку и кто дальше отскочит!
С этим он повернулся и пошел в обратную сторону, нахально распевая:
По горам я раз катался,
Тарантас мой изломался.
Три доли, доли два!
Три доли, доли два!
Три доли, доли три-четыре-пять!
— Ау! Ау! — кричала Саня. Она и Степан Байда пробирались, а точнее сказать, продирались через лесную чащобу. — Ау!.. Где вы?!
— Саничку, не треба гукать. Вы вже захрипли, пожалейте себя.
— Наоборот, надо обоим кричать. А то мы их никогда не найдем.
— Добре буде, коли мы их найдем. Но можно и до кого иншого догукатись. В тайге и колчаки, и бандиты, и бродяги ходят.
— А что же делать? — чуть не плача, спросила девушка.
— А ничого. Идти мовчки. Кудысь да выйдемо.
Некоторое время они шли молча. Саня беспокойно озиралась по сторонам, а Степан больше смотрел на нее: от испуга и растерянности ее хорошенькое личико выглядело совсем детским.
— Саничку, можно вас спытати? У вас батько и мати е?
— Папа умер, когда я была маленькая, — ответила девушка, удивленная неожиданным вопросом. — А мать… С матерью мы совсем чужие люди.