Поезд все стоял. Было уже не серенькое утро, а солнечный погожий день. С восходом заблестела среди высокой травы речушка и будто отступил мрачный лес, и сразу повеселели, охотно вписались в пейзаж летнего дня пассажиры. Ныряли в речку, загорали, спали в тени, входили в лес и выходили с пригоршнями ягод, ели-пили, знакомились и еще обсуждали происшествие, но уже между делом, все их тревоги сгинули вместе с серым предрассветным часом. Как могли коротали они время, непредвиденную паузу в жизни. Коротали и прислушивались, ждали призывного гудка. Но слышно было лишь натужное урчание — трактора расчищали путь поезду.
Компания пассажиров расположилась под деревом, закуска была разложена на траве. Все разом подняли головы, когда подошел полный человек в сорочке защитного цвета. Это был сосед Малинина по купе, военный. Его засыпали вопросами:
— Ну? Что слышно? Вы оттуда? Рассказывайте!
— Надолго застряли?
— Эти чертовы платформы… С неба они, что ли? Мистика, ей-богу!
— Если б они стояли, просто стояли! Говорят, двигались навстречу!
— Ну как они могли двигаться, интересно? Сами по себе, что ли?
— Платформы, действительно, шли нам навстречу, — веско сообщил военный, присаживаясь на траву. — И с порядочной скоростью. Тут, оказывается, уклон…
— Что я говорил! — обрадовался очкарик в матерчатой пляжной шапочке. — Стояли и двигались — разница!
— Сила удара, представляете?
— Если б стояли, он успел бы остановить поезд. И остался бы жив.
— И не он один. Я слышала, есть еще жертвы…
— Да, жертвы. В почтовом вагоне двое.
— Чепуха, — снова вмешался военный. — Погиб машинист. Он один. Помощник выскочил в последнюю минуту. А машинист остался…
Малинин полулежал на траве, привалясь к стволу. Напротив сидела соседка по купе, молодая модная женщина. Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу — свежи были в памяти злоключения утра.
Тем временем очкарик, приподняв в руке бумажный стаканчик, говорил звонким голосом:
— Мы кто? Вот вы, я, вот она. Мы спасенные, так? Он собой пожертвовал, чтобы мы сейчас сидели здесь. Его нет, а мы живем и будем жить. Ясно? Слышите? Там уже поют! Нет, вы слышите?
— Ну и что?
— Ничего. — Очкарик громко рассмеялся, он был уже навеселе. — Ничего. Только вопрос… А стоим ли мы — вы, я, они — вот этой жертвы сегодняшней?
— Не понял? — удивился военный.
— Нет, вы скажите… Подлый вопрос, согласен. Но стоим или нет? Ладно… Я что хочу… В общем, за упокой его души. Да? Давайте. Не чокаются.
Выпили, помолчали, снова заговорили. Малинин полежал еще на травке, потом встал и пошел к поезду.