Поддельным пивом, в отличие от простого житного, называли пиво с примесью патоки и ягод. Ценилось оно гораздо дороже, чем простое. Вот почему его пожалела матушка. Но спорить с боярынями было бесполезно и матушка прикусила язык. Впрочем, ненадолго. Когда казначея закончила доклад о челобитных разных чинов людей, матушка робко попросила:
– Троюродная ятровка моя Фекла, жена дворянина Сысоя сына Велосипедова, молит за зятя младшей дочери. В уезде по соседству пропадает выморочное поместье. Всего сотня душ, да и тех половина разбежалась в Смуту. Нельзя ли поверстать зятю? Ну и сыск учинить беглым по Уложению царя Василия.
Как только Хлоповых взяли наверх, сразу обнаружилась уйма родни: большие троюродные племянники, свояки стрыев старых, четвероюродные золовки, младшие зятья ятровок и их детины. Марья и слышать не слыхала о Фекле, а тем более о ее зяте. Но все поднялись тучей как Дюденева рать, все едут в Москву из самых дальних захолустий, правдами и неправдами пробиваются к отцу, матушке и дяде, валяются в ногах, просят помочь получить поместье или попасть на государеву службу в стольном граде.
– Не наше бабье дело поместья верстать, – отрезала княгиня Черкасская. – На то есть Поместный приказ, а в нем боярин и дьяк. Пусть им бьют челом и не обессудят, если получат ответ, что на всяких троюродных зятьев поместий не наберешься.
– Кто давеча говорил, что у великого государя всего довольно? – ехидно спросила матушка. – Для ближних людей жалеть не приходится, а разве родня государя не самые ближние люди?
Ого! Мать показала зубы! Откуда что берется? Марья глянула на нее с удивлением, а бабушка с восхищением! Не пристало матери царской невесты вести себя бедной дворянкой. Ничего! Пообвыкнет в царских палатах и начнет покрикивать на знатных боярынь. А как иначе? Сыграют царскую свадьбу, наденет Марья-Анастасия на свою голову кику, как мужняя жена, а в той кике сидит счастье и богатство для всех Хлоповых и Желябужских, для всей их близкой и дальней родни.
– Последняя челобитная, – доложила казначея. – Вдова служилого человека Ивашки Зайцева бьет челом великой государыне. Скитается она с малыми детьми по чужим дворам. Муж ее помер от ран, полученных в осадном сидении. Поместье отняли, потому что старший сын годами не вышел, мал еще. Отец же служил честно и верно, вору крест не целовал…
– Ишь нашла чем бахвалиться! – возмутилась княгиня Мстиславская. – Не в укор ли великим боярам, которых заставили присягать Самозванцу? Крест он не целовал! Кому надобно целование худородного человечишки? Пусть на паперть идет просить милостыню.