Но и ляхи не лыком шиты. Их ферзь – шах-ин-шах Аббас, который может поставить султану шах и мат. Стоит туркам бросить свои войска на Речь Посполитую, как персы воспользуются благоприятным случаем и ударят по османам сзади. Теперь гадай, скрепили ли персы и ляхи договор или пока еще обмениваются грамотами и подарками? Одно ясно как божий день! Слон на варшавской улочке – это фигура, которая может разрушить московскую игру.
Марья, не подозревая о дядиных мыслях, с упоением разглядывала слона. Для нее он был не шахматной фигурой, а сказочный зверем, какие водятся за тремя морями. Проводник в высоком тюрбане и халате дернул за цепь, приказывая слону повернуть налево в переулок. Слон неуклюже развернулся и замер в нерешительности. В переулке двум прохожим с трудом разминуться, а не то что огромному зверю. Смуглолицый проводник гортанно прикрикнул, дернул за цепь, обернутую вокруг слоновьей ноги. Все было напрасно, слон заартачился. Тогда проводник вынул из складок халата длинную палку с железным крюком на конце и со всего маху ударил слона по голове.
– Так его! Так! – одобрительно крякнул Сукин.
Глаза слона смотрели печально. Бедолага! Оказаться по чьей-то прихоти в зимней промозглой слякоти среди улюлюкающей толпы, жить в тесном загоне, а в скором времени околеть от холода и непривычной пищи вдали от теплой родины! Повинуясь внезапно вспыхнувшей жалости к этому огромному, но беспомощному зверю, Марья выпрыгнула из возка и протянула слону сладкую грушу. Слон взял ее длинным хоботом так осторожно, что девушка ощутила только мимолетное ласковое прикосновение. Под хоботом открылась пасть и груша исчезла в ней в мгновение ока. Слон снова протянул хобот и ощупал ладони девушки. Ничего не найдя, он шевельнул огромными ушами, подогнул одну переднюю ногу, потом другую и встал на колени. Изогнув хобот, слон поднес его ко рту, показывая, что хочет есть. Марья пожалела, что у нее ничего не осталось для голодного великана: «Что ему груша! Все равно как хлебная крошка!».
Смуглый погонщик дернул за цепь, но слон не слушался и под улюлюканье толпы продолжал выпрашивать угощение. Разъяренный погонщик избивал слона палкой с острым крюком. Великан взревел, неловко поднялся с колен и, сопровождаемый градом ударов, попятился прочь от посольского возка. Марья смахнула слезы с ресниц, так ей было жалко бедное животное, а подьячий Сукин заливался смехом:
– Ловко его крюком угостили! Как есть неразумный скот! Встал перед девкой на колени! Нашел царицу! Ха-ха! Царицу!