Сергей надеялся увидеть если не одобрение, то, по крайней мере, сочувствие в глазах Наташи, но взгляд Наташи обдал его холодом. Её глаза говорили: к чему эта бравада? Это хорошо, что вернулись невредимыми, а если бы попали в плен? Что, одного застенка в Гагре недостаточно?
«И тут я ей не угодил!» — разобрало Сергея.
А Василий Забетович при встрече с сыном влепил тому затрещину. На что Хасик не обиделся.
— Лошадь о четырёх ногах, и то спотыкается, — сказал он в своё оправдание.
Снова потекла позиционная жизнь. Непонятная стрельба.
Крики:
— Эй ты, абхаз! Я твою маму…
С абхазской стороны: «Эй, биджорик! Я твой папу…» Или: «Эй, гога!» Или: «Эй, гомарджоба!»
Крики-перекрики.
В дни перемирий сходились с обеих сторон. Если знакомые — ведь война соседей по улице, по дому развела по разные стороны линии фронта, — то покурят, скажут друг другу: «Я мог убить тебя». — «А я — тебя». Но потом снова разойдутся по окопам, и, может, на самом деле кто кого и убьёт.
3
Абхазию всколыхнуло известие о сбитом в Кодорском ущелье вертолёте с женщинами, стариками, детьми, беженцами, которые летели из осаждённого Ткварчели. Город горняков после захвата грузинами побережья численно возрос вдвое от хлынувших в него беженцев. Но если из Гудауты куда бежали, можно было выбраться по морю, а позже, после освобождения Гагры, и по автомобильной дороге, то покинуть Ткварчели никакой возможности не было.
Город лежал в котловине между гор и напоминал окружённый в Великую Отечественную войну Ленинград.
Из него можно было выбраться только на вертолёте, но один из таких вертолётов сбили при пролёте над Кодорским ущельем.
Абхазия погрузилась в траур. Для неё каждый абхазец был на вес золота, а тут лишилась почти шестидесяти человек.
В Гудауте сыпал снег. Накрывал белым саваном кроны, которые под весом клонились и трещали. Перед зевом ямы лежали гробы. Люди молчали.
В толпе стоял Руслан Гожба. Он считал ящики, сбивался со счёта и начинал сначала. В его памяти события последних дней смешивались с временами бериевских гонений на абхазов, когда его отец чудом спасся: его предупредил дальний родственник, и он бежал из Абхазии через горы.
Руслан бросал взгляды на матерей, чьи близкие оказались в злополучном вертолёте. Представлял, как, окажись сам в летящей коробке, падал бы в ущелье, и спрашивал себя: что делал бы?
Что делал бы, если б рядом от ужаса перед приближающейся землёй мать прижимала младенца…
Округа прорывалась стонами.
Лицо Гожбы залеплял снег, он мысленно обращался к небесным покровителям, прося ниспослать кару врагу.