Владимир обычно просыпался раньше Адели, так случилось и на этот раз.
Поднявшись с постели и осторожно коснувшись губами обнаженного плеча Адели, Владимир быстро оделся, натянул на ноги красные сапоги, причесал волосы и, мягко ступая, удалился из ложницы. С утра он взял себе за привычку окунаться в бочку с речной водой, подражая в этом Добрыне. Гридни из молодшей дружины каждое утро привозили воду с Почайны-реки, наполняя ею большую дубовую бочку, установленную в предбаннике.
Спустившись по темной скрипучей лестнице с верхнего яруса на первый этаж терема, Владимир, как обычно, направился мимо поварни к боковому выходу, ведущему к бане. Из поварни доносился смех челядинок, там звенели медные крышки о края бронзовых котлов, слышались шлепки раскатываемого на столе теста. Через неплотно притворенную дверь в полутемный коридор просачивался густой запах мясного бульона и аромат пряно-острых приправ.
Собираясь распахнуть рукой двойные дверные створы, ведущие на крытую галерею, по которой можно было пройти в гридницу, а также дойти до бани, если повернуть в другую сторону, Владимир невольно замер. До его слуха долетели голоса младших гридней, расположившихся в тени на галерее в ожидании утренней трапезы.
Владимир сразу узнал голоса варягов Ульфира и Остена. Они смеялись над ним, над Владимиром! Оба говорили на варяжском наречии, которым Владимир неплохо владел после своей поездки в Скандинавию.
— Князь наш не только не смог зарубить никого из мазовшан, но, стыдно вымолвить, сам едва не лишился сознания при виде убитых и льющейся крови, — с нескрываемым презрением молвил Ульфир.
Ему вторил Остен, давясь от смеха:
— Выпав из седла, как соломенное чучело, князь наш залил рвотой свой меч и одежду. Он ползал в снегу на четвереньках, как упившийся в дым пьяница! Ха-ха.
— Клянусь Одином, братцы, все так и было, — воскликнул Ульфир. — Нам пришлось остановить коней и закрывать щитами ползающего по снегу Владимира от вражеских стрел и дротиков.
— Вполне может быть, что Владимир не только ублевался, но и обмочил портки от страха, — смеялся Остен. — Вид у него был очень жалкий! Как у молодки, у которой вдруг случился выкидыш.
После этих слов на галерее раздался громкий дружный хохот. Судя по всему, Ульфир и Остен делились воспоминаниями о битве с мазовшанами с теми из младших гридней, кому не довелось участвовать в этом походе.
У Владимира лицо вспыхнуло огнем, он с такой силой закусил губу, что у него слезы брызнули из глаз. Варяги-дружинники смеются над ним, почти не таясь! Среди бела дня эти наглецы перемывают ему косточки, сидя у входа в княжеский терем!