После супермаркета они навещали заправочную станцию — и каждый раз, заливая в канистру топливо для генератора и коулмановской лампы, писатель придумывал, на кого похож велосипедист, покупающий десять литров бензина. Воображение, приученное к чародеям да мечебойцам, вставало в тупик, старалось отделаться банальностями: пироманьяком, токсикоманом, рассеянным автолюбителем... Детективный триллер — не твой жанр, старичок, с притворным сожалением говорил себе Филипп, расплачиваясь за горючее. Шерлок, ждущий поодаль от оскорбляющих его чуткое обоняние бензоколонок, нервно переминался: свежий, не посеревший ещё асфальт жадно накапливал солнечную жару и начинал припекать лапы.
Мимо проносились машины, издавая низкий шуршащий вой. От летнего кафе плыл оглушительный запах шашлыка и разлеталась тошнотворная музыка. На линялом небе лежали застиранные облачка. Город с каждой секундой становился всё менее пригодным для жизни. «Чем быстрее мы отсюда уберёмся, тем лучше!» — бормотал Филипп, приторачивая канистру к багажнику, и Шерлок отзывался поддакивающим поскуливанием.
С колдобистым шоссе Филиппу скоро оказывалось не по пути, и оно сменялось малоезженым просёлком, на этот раз идущим в гору — поначалу нечувствительно, но чем дальше, тем ощутимее. Воспалённый ветер обдувал лицо. По спине струилось топлёное солнце. Далеко слева прогулочная ракета переползала блёклую Ви́лайду. Филипп усердно двигал ногами, не останавливаясь глотал тёплую, противную минералку, шершавую и совершенно не мокрую от избытка пузырьков, косился на замечательно бодрого Шерлока и почти всерьёз думал, что при нагревании дорога не расширяется, как все порядочные физические тела, а удлиняется, иначе почему обратный путь занимает на треть часа больше?..
Финишная прямая приходилась на редкий, прозрачный лес. Филипп глубоко вдыхал зелёную свежесть и облегчённо прибавлял скорости. Вырулив из шелестящих и свиристящих теней на опушку и кинематографически лихо затормозив, он спешивался и некоторое время стоял на увейном крутояре, обозревая разлившуюся внизу зеленоватую синеву с небольшим островком почти в самом центре.
Озеро было никому, кроме Филиппа, не нужно: если горожане хотели поплескаться и позагорать, они шли на белопесчаный пляж вилайдинского затона, где наличествовал сервис в виде удобных лежаков и охлаждённых напитков, а если планировали хорошенько порыбачить — выезжали с ночёвкой на Околомы, где разводились зеркальные карпы. Филипп в самый первый день островной жизни накопал червей, попробовал закинуть новенькую удочку и удостоверился, что озеро и впрямь крайне скупо на рыбу — зато куда как торовато на водоросли. Из обеденного меню уху пришлось исключить: крючок с оплёванной наживкой ложился на листья кувшинок и отказывался тонуть, а леска столь ловко запутывалась в плетях элодеи, что их приходилось вытягивать и обрывать; когда всё же клюнул тощий пескарик, Филипп отпустил его, но тот никого не привёл. Больше Филипп удить не пытался.