Алексей Георгиевич до, во время и после войны слыл на Москве большим спецом по мощным прессам. Его хорошо знали на «Серпе», в те времена освещавшим жерлами своих домн ночные окрестности. Теперь сталь там не льют, не вымешивают броню механическим кулаком и на усыпанном металлическими костями сонном пустыре к югу от заводской ТЭЦ без дела ржавеет пятиэтажный динозавр-пресс. Цех вокруг него разобрали, а его трогать не стали, побоялись косящего по сторонам великана; это первая большая машина, собранная командой Алексея Георгиевича.
И под парящим в облаках зеленым заревом ночной плавки на «Шарике» Алексей Георгиевич был своим. «Буф, буф, буф» — почти как сердце стучали его пресса, и в такт им, ахая хрусталем, подмахивала громадная люстра в заводском клубе за забором.
Старики с военных заводов помнят его до сих пор. Суров был мужик, молчалив и крут. Как огненный бог Перун, что под утро приходил в его сны. Уж как они там столковались, не знал никто, но только с горячим металлом Алексей Георгиевич мог делать все.
Вот такой у Лехи был дед, а у дяди Георгия — отец. Не только легенда осталась в семье. Удивительно, до чего один человек может определить жизнь целого клана. Чаще всего Леха понимал себя как звено в цепи.
— Поругался я с невестой.
— Иван сказал, она девчонка покладистая.
— Вышло так.
— Что ж, я один из всей родни ее не видел?
Леха пожал плечами:
— Я все улажу.
Никогда и никто чужой не сможет причинить тебе такую боль, как ты сам. Не сами по себе неприятности огорчают людей, а осознание того, насколько же эти неприятности закономерны. Что-то в этом роде думал Леха, протирая зачем-то салфеткой рюмку.
Дядя Георгий видел Лехину печаль и оттого хотел Леху утешить. Да вот беда, явился он без подарка.
Эту привычку знала за ним вся родня. Георгий не был скуп. Он просто по службе давал и брал взятки. Оценивал посетителя влет; так таксер, еще не затормозив и не распахнув дверь, уже знает, сколько можно с клиента получить и стоит с ним связываться вообще. Георгий расценивал полученные доходы как оборотный капитал. На другие взятки. Но он давал, только когда деваться было некуда, много раз просчитывая соответствие размера персоне.
Оттого Георгий разлюбил подарки. Штамп «Годен», клеймо изгоя или оттиск профиля с залысиной — профессия на нас всех накладывает отпечаток.
Но он сидел и печалился вместе с племянником, до тех пор пока не заметил, что тоска серым флером совсем укутала мир, четырехугольная бутылка «Столичной» опустела наполовину, а Леха вконец окосел. Это хорошо: завтра грусть выйдет вместе с похмельем.