Симон де Монфор вовсе не походил на описанного графом Раймоном «некоего дворянина из Парижа», собиравшегося вернуться домой, как только созреет пшеница. За то время, пока армии Севера и Юга действовали вместе, Рауль понял, что это за человек и насколько недооценивал его Раймон. Де Монфор знал, как командовать воинами, как координировать и управлять действиями крупных армий. Граф Тулузский теперь наверняка жалел о своем легкомыслии. Несмотря на его публичное раскаяние и клятву верности католицизму в Сен-Жильской церкви, предводители крестового похода графу не поверили. Де Монфор недвусмысленно намекнул Раймону, что стоит тому лишь сделать один неосторожный шаг, как гнев крестоносцев обрушится на Тулузу.
Рауль поглаживал золотистую атласную попону Фовеля, вглядываясь в обступившую его ночь. На душе скребли кошки. У него не было ни малейшего желания сражаться со своими земляками южанами во имя столь сомнительной цели, оправдывавшей давнее желание Симона де Монфора присвоить себе Лангедок.
Ища утешения, Рауль уткнулся в шелковистую гриву коня. Еще две недели тому назад его утешали плечи и груди Клер, лежавшей с ним в одной постели. Он ощущал, как время от времени ребенок бьет ножками в ее чреве. Где он, прекрасный родной замок Монвалан? Теперь его разлучили со всем этим и, быть может, навсегда. Закрыв глаза, он представил себе стоящую у ворот Клер. По ее щекам текли слезы. Она обнимала свою мать, и в горе их было нечто большее, чем страх за отправляющихся на войну мужчин. Просто война эта была безумна и несправедлива.
— Все равно, что решить отрубить себе руку, — промолвила Клер.
«Все равно, что вырвать собственное сердце», — подумал Рауль, обернувшись к подходившим к шатру де Монфора Арно Амальрику, аббату Сито и папскому секретарю монаху Мило. Видит Бог, у некоторых людей просто не было сердца.
— Ну, как твой конь? — спросил Беренже, когда Рауль вернулся к костру.
— Да все нормально. Утром без хлопот он доставит меня в Безье.
Сев на походный стул, Рауль отстегнул пояс с мечом. Последнюю неделю он носил его не снимая, пытаясь привыкнуть к его весу.
Чуть поодаль солдаты с Севера играли в кости, ставя на кон бивуачную шлюху. Фляга с вином переходила из рук в руки, а их речь, столь отличавшаяся от южной, неприятно резала слух.
Рауль и Беренже посмотрели друг на друга. Говорить им сейчас не хотелось.
— Пока тебя не было, подходил Раймон, — нарушил тягостное молчание Беренже. — Он говорит, что Тулузские войска будут держать в резерве, а в первых рядах пойдут люди де Монфора.