— Каждому свое. Вы хотите любви, чувств и верности. — Он пожал плечами. — А я — нет. Любовь — болезненная фантазия, наилучший исход — избавление, наихудший — отрава. Те хохотушки, что гуляют по палубе, охотно заявят, что любят меня, если я вздумаю подыграть им, и каждая будет убеждать себя, что это и в самом деле так. Но любить они будут мой титул и мои деньги.
Дружба и преданность — совсем другое дело. Вы мне нравитесь, Перси. Я желаю вас. Мне стоит дьявольских усилий как-то совместить эти две вещи, потому что я предан своему долгу перед вами.
— Зачем же льстить… ушам больно…
— Никогда не утверждал, что я святой, — сказал он, скорчив гримасу. — Я не упускаю шанса получить удовольствие. А вы, моя дорогая Перси, просто наслаждение.
— Вы… вы способны свести с ума. Вот что я вам скажу: отныне не маячьте у меня перед глазами. Не надо ни помощи, ни защиты от других мужчин, никаких дразнилок или заигрывания. Ничего. Вы поняли меня?
— Отчего же? — Элис театрально раскланялся. — Узрите — ваш равнодушнейший слуга, если только не соизволите попросить меня сменить амплуа. Разрешите распахнуть перед вами дверь, или это слишком навязчиво?
Перси одарила его свирепым взглядом — ничем иным отомстить она не могла. Обидно до боли. Она желала вернуть прежнего Элиса, того мальчика, своего друга. А вместо него перед ней стоял мужчина, которого она желает вопреки всем доводам рассудка, и она сейчас не могла понять ни его, ни — в равной степени — себя.
— Нагляделась вдосталь на это кривляние, — отрезала она, открыла дверь и выскользнула вон.
Слова Элиса не расходились с его поступками. Он был вежлив, безупречен, равнодушен и разжигал в ней дикое желание. Она беспрестанно спрашивала себя: знает ли он об этом? Как бы то ни было, Элис продолжал приходить на их ежевечерние заседания — Дэниел Чаттертон окрестил их «редакторской комиссией». Мадейра осталась за кормой, а роман успел набрать тридцать живописных глав, в которых были сражения на мечах, пиратские корабли, счастливое избавление героя от страшной казни — злодей обещал протащить его под килем, и та несчастная Анжелика, осужденная непрерывно ускользать из оков порочного Блэкстоуна.
— …Который не особо напрягается с преследованием, — услышала Перси шепот Элиса Дэниелу, когда они удалялись с палубы после горячих споров по поводу последних событий романа.
«Как и вы, слава богу», — подумала она, стараясь найти в том радость для себя. Тот факт, что Элис вел себя внешне безукоризненно, вовсе не означал, что ее вероломные чувства были столь же невозмутимы. Она все еще желала его — хотя бы коснуться. Еще ей страстно хотелось вернуть их былые дружеские отношения. Ей хотелось — и она прекрасно это понимала — достать луну с небес.