Через полчаса отряд был у домика. Нина уже знала, что это глациологи, что они несколько дней будут на перевале, а потом пойдут дальше, и что неудачный разведчик — Николай Тополев, мерзлотовед. Когда отряд подходил к дому, Тополев не подпустил Нину к окну, сказал, что ее ждет сюрприз, а потом сразу ушел.
Нина подбежала к зеркальцу и взъерошила пальцами брови. Она любила казаться суровой. Дверь отворилась, и в комнату вошел кто-то большой и тяжелый. Нина повернулась и от страха зажмурила глаза. Перед ней стоял отец. Целое мгновение они молчали.
— Большая, — сказал Волков.
Нине было страшно посмотреть отцу в глаза. Ведь ему, наверно, так стыдно сейчас. Она смотрела на сапоги, пыльные, с потертыми выгоревшими голенищами.
— Лошадей не распускайте, — сказала она. — Снег будет.
Нину толкнул ветер. Большие руки подняли ее на воздух и прижали к груди. Она одернула задравшееся платье.
— Господи, — сказал отец. — Ты уже совсем взрослая. Дочка. Нина. Хозяйка моя.
Нине было так хорошо и так хотелось заплакать и поцеловать отца, что она забилась в его руках, как самая дрянная, капризная девчонка, а потом очень тихо сказала:
— Отпустите.
Ей было обидно за свою проклятую гордость. Ей было так жалко, что нельзя любить этого человека, и, сдерживая слезы, она вежливо попросила:
— Отпустите.
И потом ушла, медленно, твердо. Мимо лошадей, вьюков, товарищей отца. Она, кажется, здоровалась с ними и даже указала, где взять воды. Она ушла на свой камень и вернулась ночью.
У родника ее остановили голоса. Сначала говорила мать, потом Волков.
— А помнишь, как я подвернула ногу? Почти на самом перевале.
— Помню, Вера. Я нес тебя и совсем не чувствовал тяжести.
— Я была легкая. Я бы, наверное, могла дойти сама, но мне нравилось, что ты большой и сильный.
Мы отдыхали здесь у ручья и тоже были звезды и очень темно, но я все равно видел, что глаза у тебя синие.
Мать засмеялась:
— Ты все забыл. В ту ночь светила луна.
— Почему так нескладно вышло? — отец щелкнул зажигалкой. — А Нина как выросла! Я ее на руки взял, а она платьишко одергивает. Маленькая женщина. Дочь.
— Поцелуй меня, — сказала мать.
У Нины закружилась голова. Где же гордость у матери? Она побежала, и камни зазвенели под ее ногами. Потом она сразу замерла и услышала отчетливый голос Волкова:
— Опять где-то обвал. Камни падают.
А мать сказала:
— Бедная девочка.
* * *
Утром Николай чистил ружье.
— Ты стреляешь? — спросил он Нину.
— Приходилось.
— Видишь красный камушек? Нина взяла ружье. У нее почему-то дрогнула рука. Заряд попал ниже.
— Смотри, — сказал Николай.