«Убейте меня! Убейте меня!», – в приступе яростного безумия очнулся утомленный от диалогов Манжет. Терзая себя за грудь от пережившего видения, отчаянно бился в силуэте кресла, ноги его сделались ватными, а сильная бледность лица неожиданно окрасилась в красные бегающие пятна.
«Да очень вы нам нужны!», – резко высказался приглашенный демон, стягивая с себя белую салфетку, в то время как Пятнышко разделывало «по-острому» запеченную буженину.
«И не говори, размечтался. Убейте его! Убейте! Нет, друг, мы такие грехи на душу не берем!», – с усмешкой пропищал демон, заворачивая в срезанный кусочек буженины ягодный соус.
«Такую радость всем сделать! Вот если к нам по-простому на долгое лето, дело другое. Глядите, Июнь к нам пожаловал, наш теплый и ласковый месяц. Отдыхает с дорожки, аж сани занесли окаянного. Уже все подписал, от всего отрекся и совсем согласился даже войну развязать. Ну, что я говорил, недолго будет думать, времени-то у него нет. А у кого оно есть?».
«Мне кажется, что я сплю!», – простонал на самый верх разочарованный Манжет.
«Да не спишь ты», – равнодушно подсказало Пятнышко, продолжая кромсать буженину.
«Тебе еще повезет, помнишь заветную надпись? А ты психовал…».
«Кто все эти люди? Где я?», – перебивал гость, опровергая настоящее.
«Да не люди мы, а самые обыкновенные демоны», – высказался многообразный, засунув в труп мутного старика горстку грецких орехов.
«Вы в гостях! Понимаете?», – фамильярно заметил второй, эффектно сняв с головы мужской парик «Аллонж», что был когда-то наспех украден им еще во второй половине XVIII века прямо посреди дьявольского судебного процесса. Светски демонстрируя свой длинный язык, демон искусно оголял свои гнилые зубы, вслепую подрисовывая мушку – кривлялся, выкрикивая обезьянкино «У», будто упоминал о земном долге господина Манжета. Пятнышко чмокнул свою ладошку, чихнул, успешно наслаждаясь мгновением, в то время как его друг продолжил дегустировать пищу, добавляя наиважнейшее: «Вас пригласили, так ведите себя прилично. То есть вопросов желательно не задавать!». Чопорно отчитав накрахмаленного, демон тут же ударил деревянным молоточком по столу. А дальше запивал густым вином буженину «по-острому», ропща на современные души, и снова нарядился в волосы, изображая осведомленного обо всем судью.
«Бок болит! – простонало Пятнышко, глядя в ряженого. – Вот, печенки нет, а болит! Память – удивительная вещь!», – с особенным выражением покаялся постельный клоп, с диковиной уносясь в праздник стола и ночи.
Лежа на атласном отрезе, крупные агаты впитывали звездные блики через открытые настежь окна, что уходили за тянувшейся лозой. Запахи волнующего вечера еще более будоражили и сотрясали забитые обстоятельством головы, и не было в этом кончины для нечто следующего, что находило в себе нарушение и беспрепятственную расплату.