От девушки не укрылось некоторое замешательство на лице консультанта по безопасности и его деликатное «вы».
– Автора звать – Елена.
– Ван Гога напоминает, – смущаясь, признался Валерка.
– И не только вам, – кивнула головой хозяйка.
Лакмус скользнул взглядом по полуобнаженной груди девушки и ощутил вспыхнувшее желание. Настолько сильное, что Валерка мысленно обругал себя школьником.
Алена уловила настроение собеседника и насторожилась.
– Мед, варенье, заварка. И, пожалуйста, никаких двусмысленных комплиментов.
Потом, более мягким тоном, она стала объяснять гостю разницу между ранними работами и эстетикой позднего Ван Гога.
Удивительно, но некоторая строгость девушки обрадовала Валерку. Писюн во все глаза смотрел на русоволосую хозяйку, не сознавая, что со стороны выглядит довольно нелепо: рот полуоткрыт, чай нетронут, а сам, реальный киллер, с восторгом слушает историю жизни великого голландца.
Алена подчеркнула влияние художника на разные жанры.
– В последней ленте Куросавы, на мой взгляд, Ван Гог просто цитируется.
Реакция киллера на вдохновенный монолог хозяйки неожиданно оказалась, как говорят политики, неадекватной, гость покраснел, затрясся и попросил разрешения воспользоваться ванной.
Каштанова проводила Валерку недоуменным взглядом и минут пять слушала, как шумит вода, причем холодная. Газовая колонка на кухне безмолвствовала.
Тайсон невозмутимо наблюдал за встревоженной Аленой, давая понять всем своим видом, что он-то знает причину странного поведения гостя, но делиться конфиденциальной информацией не намерен.
А в ванной, Лакмус, стоя на коленях, беззвучно голосил, повторяя:
– Господи, прости меня, пожалуйста, если можешь.
Истерика длилась недолго, Валерка взял себя в руки. И, сполоснув холодной водой лицо, присел на край ванны, ожидая, когда покрасневшие от слез глаза примут нормальный вид.
Причиной истерики явилось все то же сходство хозяйки квартиры с Аней Бельчиковой. Лакмус даже испугался, ощутив вдруг полную невозможность владеть собой. Расскажи кто-то нечто подобное, покрутил бы пальцем у виска. Или решил что врут. Происходящее, в самом деле, выглядело неестественным. Он же не шизик какой-нибудь, а нормальный мужик, воевал. А стоило какой-то практически незнакомой девице произнести несколько фраз, как все внутри перевернулось и затряслось. Так и до психушки недалеко.
Валерка сидел на краю ванны, опустив голову, упершись лбом в прохладную полированную поверхность края раковины умывальника.
Лакмус не питал иллюзий насчет скорого выздоровления от, как иногда говорят, наваждения.